особенностей внешности. Днем он исследователь в Тихоокеанской национальной лаборатории, в остальное время — второй в стае после Альфы.
Бен, сидящий рядом с Даррилом, кажется бледным, как его волосы, и очень хрупким, но это впечатление обманчиво: на самом деле Бен крепко сшит. Как и Хани, он смотрит в пол, но, опускаясь на пол, он бросил на меня отчаянный взгляд, который я не смогла истолковать.
Бен бежал из Англии в стаю Адама, чтобы уйти от подозрений в многочисленных жестоких изнасилованиях. Я абсолютно уверена, что он не был виновен… но что-то в нем подсказывало мне, что и я первым заподозрила бы его.
— Папа, оставь Гэбриэля в покое, — сказала Джесси с намеком на свою обычную независимость.
Но ни Адам, ни Гэбриэль не обратили внимания на ее протест.
— Если бы я знал, кто они и где их найти, меня бы здесь не было, сэр, — мрачно сказал Гэбриэль; голос у него был как у тридцатилетнего. — Я бы привез Джесси к вам и отправился за ними.
Гэбриэль — самый старший мужчина в доме, где все говорит о бедности. Это вынудило его много трудиться и сделало чересчур взрослым для своих лет. Если раньше я думала, что он проявляет безрассудство, встречаясь с Джесси, то сейчас решила, что Джесси с ним повезло.
— Ты в порядке, Джесси? — спросила я. Мой голос больше, чем я хотела, напоминал рычание.
Она вздрогнула и посмотрела на меня. Потом вскочила с дивана — она старалась держаться не слишком близко к Гэбриэлю, чтобы не давать отцу дополнительных поводов для гнева, — подбежала и уткнулась лицом мне в плечо.
Адам повернулся и посмотрел на нас. Будучи гораздо благоразумнее Гэбриэля (хотя эту свою способность я использую, только когда мне это выгодно), я почти сразу опустила взгляд к волосам Джесси, но увидела я достаточно. Глаза Адама сверкали на стадии перемены, они были желто-ледяными и светлыми, как утреннее морозное солнце. От силы, с которой он стискивал челюсти, по его щекам бежали, чередуясь, белые и красные полосы.
Если когда-нибудь Адама сфотографируют в таком виде, все усилия вервольфов, потраченные в последние годы, пропадут зря. Альфа в таком виде — очень-очень опасное чудовище и никто больше.
Он был не просто рассержен: думаю, в английском языке нет слов, чтобы описать, какой гнев был на его лице.
— Ты должна его остановить, — еле слышно прошептала Джесси. — Он убьет их.
Я могла бы ей сказать, что она может не шептать, когда отец в комнате: он все равно услышит.
— Ты защищаешь их! — сердито взревел он, и я увидела, как остатки человека уступают место зверю. Не будь он доминантом, не будь Альфой, я уверена, он уже переменился бы. Но и сейчас я видела, как его черты начинают расплываться.
Только этого не хватало.
— Нет, нет, нет, — твердила мне в лицо Джесси; она вся дрожала. — Его убьют, если он причинит им вред. Он не должен… не должен…
Не знаю, на что рассчитывала моя мать, когда по совету уважаемого двоюродного деда, оказавшегося вервольфом, отправила меня на воспитание в стаю. Но ведь я не девушка-подросток, не мать-одиночка, которая работает за жалкие гроши и обнаруживает, что ее новорожденная дочь может превращаться в койота. Со мной все
Но все же справляться с ними легче, если их рассердила не я. Первый шаг — привлечь к себе внимание.
— Довольно, — спокойно и решительно сказала я, перекрывая шепот Джесси. Мне не нужны ее предостережения, чтобы понять, что она права. Адам отыщет тех, кто так обошелся с его дочерью, и убьет, не думая о последствиях. Пагубных для него, а возможно, и для всех остальных вервольфов.
Я подняла голову, чтобы посмотреть в яростные глаза Адама, и еще резче продолжила:
— Тебе не кажется, что с нее хватит? О чем ты думаешь? Она здесь столько времени, и никто не занялся ее ранами. Вам всем должно быть стыдно.
Чувство вины — удивительная и очень мощная штука.
Я повернулась и потащила за собой Джесси, которая удивленно спотыкалась на ступеньках. Если бы в комнате не было Даррила, я не смогла бы оставить Гэбриэля. Но Даррил второй после Адама, он умен, и я знала, что он уведет мальчишку с линии огня.
К тому же я не думала, что Адам надолго задержится в гостиной.
Мы преодолели всего три ступеньки, и я почувствовала на шее горячее дыхание Адама. Он молчал, но шел за нами до самой ванной. Мне показалось, что в лестнице стало на сто ступенек больше, чем когда я поднималась по ней в последний раз. Все кажется долгим, когда по пятам за тобой идет вервольф.
Я посадила Джесси на закрытую крышку унитаза и повернулась к Адаму.
— Принеси губку.
Он мгновение постоял в двери, потом повернулся и ударил по дверной панели так, что она прогнулась. Может, мне следовало сказать «пожалуйста»? Я тревожно взглянула наверх, но, кроме небольшого количества пыли, ничего не увидела — потолок казался невредимым.
Адам внимательно смотрел нащепки, окрашенные кровью из его разбитых костяшек, хотя не думаю, чтобы он действительно видел, какой причинил ущерб.
Я прикусила губу, чтобы не ляпнуть что-нибудь ехидное, вроде: «Вот это действительно помощь» или «Стараешься обеспечить работой местных столяров?». Когда я испугана, становлюсь острой на язык — и это вовсе не достоинство в присутствии вервольфов. Особенно вервольфов, которые так сердиты, что разбивают двери.
Мы с Джесси, замерев, ждали, а он вскрикнул (этот звук больше походил на вой, чем на человеческий крик) и снова саданул по двери. На этот раз он вынес дверь вместе с рамой и проломил стену.
Я рискнула оглянуться. Джесси так испугалась, что я видела белки ее глаз. Думаю, она увидела бы у меня то же самое, если бы не смотрела на отца.
— Говорите после этого о слишком заботливых отцах, — с улыбкой и спокойно сказала я.
Отсутствие страха в голосе меня очень удивило. Кто бы мог подумать, что я такая хорошая актриса.
Адам выпрямился и посмотрел на меня. Я знала, что он не так высок, как кажется, — на самом деле чуть выше меня, — но сейчас он был огромен.
Я встретилась с ним взглядом.
— Пожалуйста, принеси мне губку, — как можно любезнее попросила я.
Он повернулся и молча пошел к своей ванной. Как только он скрылся, я поняла, что Даррил все время незаметно следовал за ним и поднялся по лестнице. Он прислонился к стене, закрыл глаза и два раза медленно и глубоко вздохнул. Я сунула похолодевшие руки в карманы джинсов.
— Еле проскочили, — сказал он то ли мне, то ли себе. Выпрямился, расправил плечи и пошел вниз по лестнице, не глядя на меня и перешагивая через две ступеньки — скорее как старшеклассник, чем как доктор физических наук.
Когда я повернулась к Джесси, та дрожащей рукой протянула мне серую губку.
— Спрячь, — велела я ей, — иначе он подумает, что я нарочно его отослала.
Она рассмеялась, на что я и рассчитывала. Смех был неуверенный, дрожащий; он прекратился, когда неожиданно открылась рана на губе. Но все же она смеялась. Все обойдется.
На самом деле мне было все равно, подумает ли Адам, что я отослала его по ненужному поручению. Я взяла губку и старательно промыла царапины на плече Джесси. На ее спине выше джинсов тоже были царапины.
— Расскажешь, что случилось? — спросила я, промывая губку, чтобы избавиться от кусочков гравия.
— Глупость.
Я подняла бровь.
— Что? Ты решила улучшить фигуру и для этого пару раз ударила себя и проехалась по тротуару?
Она закатила глаза, и я поняла, что все далеко не так забавно.
