чтобы знать — вызывать Сэмюэля не нужно.
Я взяла Джесси за руку.
— Мы воспользуемся ванной Адама. — Я не помнила, есть ли у него ванная, но не могла себе представить, чтобы в таком доме не было отдельной хозяйской ванной; к тому же он ведь пришел с губкой в руке. — Поскольку эту Адам решил переоборудовать.
Конечно, звучало это чуть фальшиво — но если Адам рассердится на меня, он не будет думать о том, как найти нападавших на Джесси.
Джесси вслед за мной через коридор, в котором было тесно от собравшихся, прошла в спальню Адама. С одной стороны была открытая дверь, которая могла вести только в спальню. Я втолкнула ее туда и закрыла дверь.
И очень-очень тихо прошептала:
— Тебе нужно вымыться и избавиться от запаха, пока отец не подумал об этом… если он еще не подумал.
Глаза ее расширились.
— Одежда? — одними губами спросила она.
— Все, — ответила я.
Она печально посмотрела на свои теннисные туфли, но включила душ и в одежде и обуви встала под него.
— Принесу чистую одежду, — сказала я.
Адам встретил меня в коридоре. Он подбородком показал в сторону ванной, откуда отчетливо слышался плеск.
— Запах, — сказал он.
— У нее одежда была грязная, — ответила я с некоторым самодовольством. — Даже обувь.
— Де… — Он не закончил слово. Адам старше, чем выглядит. Он вырос в пятидесятые годы, когда мужчина не мог в присутствии женщины произнести неприличное слово. — Дела, — без удовольствия поправился он.
— На дворе трава, на траве дрова, — согласилась я. Он оглянулся, поэтому я повторила с должным выражением: — «На дворетрава, на траведрова». Мой приемный отец все время говорил мне это. Он тоже был старомодным волком. И особенно подчеркивал — «траведрова». «Траведрова, Мерседес. У тебя нет здравомыслия, который Господь дает даже мелким яблокам».
Адам закрыл глаза и прислонился лбом к дверной раме.
— Если сломаешь вторую стену, ремонт встанет дорого, — с надеждой предположила я.
Он открыл глаза и посмотрел на меня.
Я развела руками.
— Отлично. Хочешь поддержать профсоюз плотников — твое дело. А теперь пропусти, я должна отнести Джесси одежду.
Он отодвинулся с преувеличенной вежливостью. Но когда я проходила мимо, шлепнул меня по заду. Больно шлепнул.
— Осторожней. — И проворчал: — Будешь вмешиваться в мои дела — можешь пострадать.
Идя к комнате Джесси, я ласково ответила:
— Последний мужчина, шлепнувший меня так, гниет в могиле.
— Не сомневаюсь.
В его голосе прозвучало удовлетворение.
Я повернулась к нему лицом, пусть у него глаза желтые и все такое.
— Я собираюсь снять кое-какие части для «синкро»[35]. На моем участке еще полно места.
Какой-нибудь посторонний слушатель решил бы, что мои последние слова не имеют отношения к предыдущему, только не Адам. Я уже несколько лет наказываю его запасными частями для моего «кролика». «Кролик», хорошо видный из окна его спальни, уже лишился трех колес и множества частей. Надпись на нем сделана по предложению Джесси.
Если бы Адамйне был так собран, это бы не подействовало, но Адам относится к тем личностям, у которых «все на месте и у всего свое место». Его это раздражало — и очень.
Он коротко улыбнулся, потом посерьезнел.
— Скажи мне, по крайней мере, что у тебя хватило ума запомнить их запах.
Я приподняла бровь.
— Зачем мне это? Чтобы вместо Джесси ты стал приставать ко мне?
Один из этих парней мне незнаком, но второй… что-то в его запахе словно било в тревожный колокол, но я подожду. Сперва уйду отсюда, а потом разберусь.
Он резко рассмеялся.
— Лгунья.
Сделал два шага ко мне, рукой ухватил за шею и придержал, чтобы удобней было поцеловать. Этого я не ожидала — ведь он был так близок к перемене. Не знаю, почему я не вырвалась.
Первое прикосновение его губ было мягким, осторожным, просительным, в то время как руки оставались требовательными. Он дьявол. Я бы сопротивлялась силе, но поцелуй — совсем другое дело.
Я прижалась к нему: он просил об этом легкими прикосновениями. Адам осторожно отнял губы, приглашая последовать туда, куда он поведет. Тепло его тела в этом чересчур охлажденном доме вознаградило меня, когда я прижалась к нему; вознаграждали жесткие мышцы, к которым я прижалась еще сильней.
Он словно танцевал. Вел, а не тянул. Он должен был это делать сознательно, должен был стараться, потому что он вожак стаи — как все Альфы. Но Адам не просто вожак — он очень умен. И он жульничает в игре.
Он уже прижал меня к стене, навалившись на меня, когда кто-то… Даррил негромко кашлянул.
Я вырвалась и отскочила на середину коридора.
— Мне нужно отнести Джесси одежду, — сказала я ковру, краснея, юркнула в ее комнату и закрыла дверь. Я не против того, чтобы меня заставали целующейся, но только слишком уж чувственным был этот поцелуй.
Иногда острый слух вовсе не благословение.
— Прошу прощения, — сказал Даррил, хотя в его голосе слышалась улыбка, а не смущение.
— Еще бы, — проворчал Адам. — Черт побери! Это надо прекратить!
Даррил понимающе хохотнул. Я никогда не слышала, чтобы он так смеялся. Обычно Даррил чрезвычайно сдержан.
— Прошу прощения, — повторил он, на этот раз более виновато. — Мне показалось, ты не хотел прекращать.
— Да. — Голос Адама неожиданно прозвучал устало. — Мне давно следовало взять ее. Но после того как Кристи ушла от меня, я не был уверен, что мне нужна другая женщина. А Мерси боится больше моего.
Кристи — это его бывшая жена.
— Потом появился еще один борец за приз — Сэмюэль, — сказал Даррил.
— Я не приз, — прошептала я.
Я знала, что они оба меня слышат, но Адам только заметил:
— Сэмюэль всегда был соперником. Я предпочитаю, чтобы он был здесь. Так я соперничаю с живым мужчиной, а не с воспоминанием.
— Если собираешься за моей спиной говорить обо мне, — сказала я Адаму, — хотя бы делай так, чтобы я тебя не слышала.
Должно быть, они учли мою просьбу, потому что больше я их разговор не слышала. Душ продолжал шуметь. Я села посреди комнаты Джесси, убрав из-под бедра пузырек с лаком для ногтей, и воспользовалась возможностью собраться с мыслями. Адам прав, это слишком затянулось.
Сэмюэль вел себя как ангел — почти всегда, — и Адам тоже. Но мне показалось, что Адам взвинчен больше обычного, и его терпение на исходе.
