симметричным молотом.
Это твой день рождения.
Мрак, тоска, отчаянье,
Жизни окончание,
С днем рождения!
С днем рожденья!
И вся толпа, включая Сэмюэля, с энтузиазмом подхватила мрачный траурный мотив.
В помещение набилось больше ста человек, большинство — профессиональные музыканты. Весь ресторан вибрировал, как камертон: глупая песня превратилась в торжественный хорал.
Начавшись, музыка не смолкала; к барабану присоединились гитары, банджо, скрипки и пара ирландских свистков. Как только кончалась одна песня, кто-нибудь вставал и запевал другую, а толпа хором подхватывала.
У Остина оказался приятный тенор. Тим не попал бы в такт, даже если бы от этого зависела его жизнь, но вокруг было столько поющих, что это не имело никакого значения. Я пела, пока не приняли нашу пиццу, потом стала есть, а все продолжали петь.
Наконец я отправилась снова наполнить стакан содовой, а когда вернулась, Сэмюэль у кого-то занял гитару и первым затянул в дальнем конце помещения разудалую соленую песню пьяниц.
За столом оставался только Тим.
— Нас все бросили, — сказал он. — Вашего доктора Корника попросили поиграть, а Остин пошел к машине за гитарой.
— Я кивнула.
— Стоит ему запеть… — я неопределенно показала в сторону Сэмюэля, — это надолго.
— Вы встречаетесь? — спросил он, повертел в пальцах расписную чашку и поставил ее на стол.
Я повернулась и посмотрела на Сэмюэля, который теперь пел один. Его пальцы летали по грифу гитары, на лице была широкая улыбка.
— Да, — солгала я. Хотя это никогда не будет правдой. Но проще сказать «да», чем объяснять нашу ситуацию.
— Он очень хороший музыкант, — сказал Тим. И, понизив голос так, чтобы я не могла услышать, добавил: — Некоторым достается все.
Я повернулась к нему и спросила:
— О чем это?
— Остин тоже очень хороший гитарист, — торопливо заговорил он. — Он пытался меня научить, но у меня обе руки левые.
Он улыбнулся, как будто это совершенно неважно, но складки у глаз говорили о горечи и зависти.
Интересно, подумала я. Нельзя ли это использовать, чтобы вытянуть из него информацию?
— Я понимаю, что вы чувствуете, — призналась я, прихлебывая шипучку. — Я в общем-то выросла с Сэмюэлем. — Конечно, он во много раз меня старше. — Я могу сыграть на пианино, если меня заставят. Могу даже спеть в такт. Но сколько бы я ни упражнялась… — на самом деле нисколько, — …у меня никогда не получалось так хорошо, как у Сэмюэля. А ведь у него не было никакой практики. — Я позволила прозвучать в голосе нотке зависти — точно такой, как у него. — Ему все достается легко.
Зи запретил мне помогать ему.
Дядюшка Майк велел не соваться в это дело.
Но я никогда не слушалась приказов — спросите кого угодно.
Тим посмотрел на меня, и я поняла, что он впервые увидел во мне личность.
Я спросила, где он научился валлийскому, и он оживленно принялся рассказывать.
Как все, у кого мало друзей, он не владел искусством общения, но был умен и при этом одержим и забавен. Огромные познания и очарование Сэмюэля заставили Тима замкнуться. Но благодаря Некоторому подбадриванию и, пожалуй, двум стаканам пива Тим расслабился и бросил попытки произвести на меня впечатление. Но прежде чем я это поняла, я обнаружила, что совсем забыла о своих тайных намерениях и увлеклась спором о сказаниях о короле Артуре.
— Все эти истории исходят от двора Элеоноры Аквитанской[37], — убежденно говорил Тим. — Они должны были научить людей цивилизованному поведению.
Кто-то в другом углу громко, но фальшиво пропел:
— Конечно, — сказала я. — Например, как обмануть мужа с его лучшим другом. Или что единственный способ найти любовь — адюльтер. Ах, эта добродетель цивилизованных.
Тим улыбнулся моей шутке, но вынужден был подождать, пока вся толпа не проорала:
—
— Конечно, нет, — сказал он, — но все же люди должны стараться самосовершенствоваться и поступать правильно.
—
Пришлось поторопиться, чтобы успеть сказать раньше, чем грянет хор:
— Например, спать с сестрой и самому вызывать свое падение.
—
Он раздраженно фыркнул.
— Сюжет о короле Артуре во всем Артуровом цикле не единственный и даже не самый важный. Более популярными были Парсеваль, Гавейн и с полдесятка других.
— Ну хорошо, — сказала я. Мы постепенно привыкали друг к другу, и музыка перестала нам мешать. — Согласна, героические деяния описаны достойно, но то, как рисуют женщин, полностью соответствует тогдашнему мнению церкви. Женщина уводит мужчину с праведного пути и предаст тебя, как только ты ей доверишься. — Он начал что-то говорить, но я еще не высказала мысль и не стала останавливаться. — А женщинц-то не виноваты — они так поступают по врожденной слабости.
На самом деле я знала, что это вздор, но мне нравилось дразнить его.
— Это упрощение, — горячо сказал он. — Может быть, популярная версия, которая пересказывалась в середине двенадцатого века, в основном игнорирует женщин. Но почитайте оригинальных авторов вроде Гартмана фон Ауэ или Вольфрама фон Эшенбаха. Их женщины реальные личности, а не просто отражение церковных идеалов.
— Эшенбах — согласна, — сказала я. — Но фон Ауэ — нет. Его «Ивейн» — роман о рыцаре, который отказался от приключений из любви к жене и должен за это заплатить. Поэтому он освобождает женщин, чтобы вернуть себе подлинно мужской статус. Пф! Ни одна из этих женщин не в состоянии освободиться сама. — Я помахала рукой. — И вы не можете отрицать, что весь артуровский цикл основан на истории короле Артура, который женится на самой прекрасной в мире женщине. А она спит с его лучшим другом — и тем самым приводит к гибели двух величайших рыцарей и вызывает падение Камелота, точно так же как Ева вызвала грехопадение человека. Дева Мэрион спасается от сэра Гая Гисборна; она убегает, убивает оленя и обманывает Робина, переодевшись мужчиной[38].
Он рассмеялся, и этот привлекательный звук как будто удивил его самого не меньше, чем меня.
— Ладно. Сдаюсь. Гиневра была неудачницей.
Его улыбка медленно погасла, он посмотрел за меня
Сэмюэль положил мне на плечо руку и склонился ко мне.
— Все в порядке?
Голос его звучал чуть напряженно, и это заставило меня повернуться и с опаской посмотреть на него.
— Я пришел спасти тебя от скуки, — сказал он, глядя на Тима.
— Мне не скучно, — заверила я, похлопав его по руке. — Иди пой.
