— Это не наручи. Это браслеты. Наручи длиннее. Они использовались…
— Заткнись! — прохрипел он, закрыл шкаф и немного постоял спиной ко мне. Потом сказал: — Ты меня любишь. Ты считаешь, что не видела никого красивее меня.
Я боролась. Сражалась с его голосом так ожесточенно, как в жизни ни с чем не боролась.
Но как же трудно вести борьбу с собственным сердцем, особенно когда Тим так красив! До этого мгновения ни один мужчина не мог сравниться пленительной мужской красотой с Адамом, но его лицо и фигура бледнели рядом с Тимом.
Тим повернулся и посмотрел мне в глаза.
— Ты хочешь меня, — сказал он. — Хочешь больше, чем того урода-врача, с которым у тебя было свидание.
Конечно, хочу. Желание сделало мое тело гибким, и я слегка изогнула спину. Боль в руке — ничто по сравнению с желанием.
— Посох делает владельца богатым, — сказала я, когда он поставил колено на кровать. — Малый народ знает, что посох у меня, и хочет его вернуть. — Я старалась упереться локтем, чтобы можно было поцеловать его, но рука не действовала нормально. Зато действовала вторая рука, и я неловко протянула ее и погладила его по шее. — Малый народ его заберет. Там есть кто-то, кто знает, как найти посох.
Он отвел мою руку.
— Он у тебя на работе?
— Должен быть там.
В конце концов, посох ведь повсюду следовал за мной. Я отправлюсь в свой офис. Этот красавец отвезет меня туда.
Он провел рукой по моей груди, больно сжал ее, потом отпустил и встал.
— Это подождет. Пошли.
Перед тем как мы сели в его машину и отправились в мой офис, любимый заставил меня выпить из кубка еще. Я не могла вспомнить, зачем мы туда отправились, но он мне скажет, когда приедем. Так он сам сказал. Мы двигались по 395 шоссе в сторону Восточного Кенневика, когда он расстегнул джинсы.
Загудел проходивший мимо большой грузовик. То же сделала машина на встречной полосе, когда Тим взял слишком в сторону и едва не столкнулся с ней.
Он выругался и отшвырнул меня от себя.
— Потом, когда будет меньше машин, — задыхаясь, сказал он. У него словно началось головокружение. Он заставил меня застегнуть ему джинсы, потому что сам не мог справиться. Делать это одной рукой было трудно, поэтому я воспользовалась и второй, несмотря на страшную боль.
Потом я посмотрела в окно и удивилась, как сильно, до тошноты болит рука. А Тим поднял с пола упавший кубок и дал мне.
— Вот, выпей.
Край кубка был в грязи, а внутри кубок был полон — что за ерунда! Он ведь лежал на боку у меня под ногами. В нем не должно быть никакой жидкости.
Потом я вспомнила, что это волшебный предмет.
— Пей, — снова сказал Тим.
Я перестала думать о том, как это возможно, и сделала глоток.
— Не так, — сказал он. — До дна. Остин сегодня утром отпил два глотка и сделал все, что я ему велел. Ты уверена, что ты не из малого народа?
Я принялась быстро пить, хотя часть жидкости пролилась и потекла по шее. Когда кубок опустел, я поискала, куда его поставить. Казалось неправильным класть его на пол. Наконец я умудрилась подвесить его к дверной ручке с моей стороны.
— Нет, — сказала я. — Я не из малого народа.
Я положила руки на колени и смотрела, как они сжались в кулаки. Когда шоссе пошло по Восточному Кенневику, я объяснила, как отыскать мою мастерскую.
— Заткнись! — сказал он. — Шум действует мне на нервы. Пей еще.
Я не сознавала, что издаю звуки. Подняв руку, я притронулась к своим голосовым связкам. Они действительно вибрировали. Рычание, которое я слышала, должно быть, мое. Оно прекратилось, как только я его осознала. А когда протянула руку за кубком, он опять был полон.
— Так-то лучше.
Он свернул на стоянку и остановился перед входом.
Я с трудом открыла дверцу машины, а когда вышла, дрожала, как наркоманка.
— Какой код? — спросил он, стоя перед дверью.
— Один, один, два, ноль, — сказала я, стуча зубами. — Мой день рождения.
Огонек вверху из красного стал зеленым, что-то во мне расслабилось, я перестала дрожать.
Он взял мои ключи и открыл дверь, потом запер ее за нами. Какое-то время осматривал офис, даже подтащил стремянку, чтобы заглянуть на верхние полки. Через несколько минут начал сбрасывать вещи с полок на пол. Корпус термостата ударился о цементный пол и треснул. Не забыть заново его заказать, подумала я. Может, Гэбриэль разберет его на части, и что-нибудь удастся спасти. Если придется платить Зи, я не могу тратиться на оборудование.
— Мерси!
Неожиданно вместо корпуса термостата у меня перед глазами появилось лице! Тима. Он был очень сердит, но не думаю, что из-за корпуса.
Он ударил меня. Наверное, его гнев вызвала я. Он явно не привык драться. Даже с волшебным прибавлением силы он смог только отбросить меня на несколько шагов. Мне стало больно дышать. Я узнала ощущение: сломано ребро.
— Что? — спросил он.
Я прокашлялась и повторила:
— Когда бьешь кого-то, нужно убирать большой палец в кулак, иначе сломаешь.
Он выругался и выбежал из офиса к машине. А когда вернулся, в руке у него был кубок.
— Пей, — сказал он. — Выпей все.
Я послушалась. Дрожь усилилась.
— Я хочу, чтобы ты сосредоточилась, — сказал он. — Где посох?
— Должен быть здесь, — торжественно ответила я. Он остается там, где я живу. Как «кролик» или моя кровать.
— Что?
— Он должен быть в гараже.
Я провела его в глубину дома.
Ближайший отсек гаража оказался пуст, следующий тоже — это меня встревожило, но потом я вспомнила, что «Карманн Гиа», который я восстанавливаю, забрали. Делают новую обивку.
— Рад слышать, — сухо сказал Тим. — Кем бы ни был этот Карман. Так где же посох?
Он лежал на моем самом большом ящике с инструментами, как будто я сама небрежно положила его туда, доставая что-то из инструментов. Умный посох. Его здесь не было, когда мы вошли в гараж, но вряд ли Тим это заметил.
Тим схватил его и провел по нему руками.
— Попался! — сказал он.
Ненадолго. Должно быть, я не сказала этого вслух — или он не расслышал. Меня снова одолела болтливость, так что это могло сорваться с языка вместе с прочим. Я перевела дух и постаралась управлять своей речью.
— Стоило это убийства О'Доннелла? — спросила я. Глупый вопрос. Но, может, он позволит мне сосредоточиться. Тим сказал, что мне нужно сосредоточиться.
Как только эта мысль пришла мне в голову, я перестала чувствовать одурь.
Он погладил посох.
— Я убил О'Доннелла ради удовольствия, — сказал он. — И своего отца тоже. Дорожный посох, кубок — они были приправой. — Он негромко рассмеялся. — Очень вкусной приправой.
