Из офиса осторожно входили вервольфы. Бен и Хани — оба в человеческом обличье; я на секунду удивилась, как это им удается, когда Адам в такой ярости. Может, их защитило что-то в этом переходном облике… но затем появился Даррил. Лицо у него было перекошено, на лбу блестел пот, от пота потемнел его вязаный свитер. Именно контроль Даррила позволил остальным не увлечься гневом Адама.
Все остановились у входа, подальше от Адама, и стали оглядываться.
— Вы ее видите? — негромко спросил Даррил.
— Нет, — ответил Бен. — Я не уверен, что она здесь… чуете…
Он замолчал, потому что Адам уронил руку — не свою — и посмотрел на Бена.
— Очевидно, — напряженным голосом сказал Даррил, — мы все чуем ее ужас.
Он опустился на одно колено, как мужчина, делающий предложение возлюбленной.
Бен опустился на оба колена и склонил голову. Хани тоже. Все их внимание было устремлено на Адама.
— Где она?
Его голос звучал гортанно и со странным акцентом: слова исходили из пасти, предназначенной не для речи, а для воя.
— Мы поищем ее, сэр, — очень тихо сказал Даррил.
— Она здесь, — торопливо добавил Бен. — Прячется от нас.
Адам раскрыл огромную пасть и зарычал — скорее как
Он глубоко вдохнул и вытянул шею: в тихом гараже отчетливо прозвучал треск позвонков. Потом от волка остались только запах гнева и янтарный цвет глаз.
— Она еще здесь? — спросил он. — Вы это чуете?
— Ее запах повсюду, — ответил Бен. — Я не могу отследить ее. Но она нашла угол и спряталась. Она не стала бы убегать.
Последние слова он произнес рассеянно, осматривая помещение.
— Почему? — на диво мягким голосом спросил Даррил.
Бен вздохнул, как будто вопрос его удивил.
— Потому что убегаешь, когда есть надежда. Вы видели, что он с ней сделал, слышали, что он говорил. Она здесь.
Они видели, подумала я и вспомнила: техник сказал, что Адам видит все, что записывают камеры. Они все видели: мне стало так стыдно, что захотелось умереть. Потом я вспомнила, что должна сделать, и при мысли о реке, холодной и зовущей, стало легче.
— Мерси? — Адам медленно повернулся. Я закрыла нос хвостом и замерла, зажмурив глаза и положась на слух: уши подскажут, когда они подойдут. — Теперь все в порядке. Ты можешь выйти.
Он ошибается. Ничего не в порядке. Он не любит меня, никто не любит меня, и я одинока.
— Ты можешь
Послышался удар и хрип, будто кто-то задыхался. Не в силах сопротивляться, я выглянула.
Адам прижал Даррила к стене, сжимая ему горло.
— Ты видел, — прошептал он. — Ты видел, что он с ней сделал. И теперь предлагаешь мне сделать то же самое? Привлечь ее магией, которой она не сможет противиться?
Я знала, что напиток из кубка малого народа все еще действует на меня: в животе жгло, я вся дрожала, как при ломке. Но что-то меня тревожило. Я по-прежнему должна понимать реакции Адама, верно? Он так озабочен… так сердит из-за меня. Но если он видел…
Он знает, что я была неверна.
Адам перед всей стаей провозгласил меня своей парой. И хотя теперь я знала, что были и другие сверхъестественные результаты, я понимала связанную с этим политику.
Вервольф, которому неверна его пара, становится слабым. А если это Альфа… я знала, что был один Альфа, пара которого спала с другими, но она делала это с его разрешения. Не приняв Адама, я уже ослабила его положение. Если стая знает, что Тим… что я позволила Тиму…
Адам опустил руку, освобождая Даррила.
— Ты это слышал?
Я перестала скулить, как только осознала, что скулю, но поздно.
— Доносилось отсюда, — сказала Хани. Она сделала несколько шагов к Тиму по пути к моей стороне гаража, Даррил и Бен сопровождали ее. Адам остался на месте, спиной ко мне, широко расставив руки и прижимая их к стене.
Именно на него и напала иная, вышедшая из офиса.
Нимейн не была похожа на ту женщину, что приходила ко мне с Тони. В ее темных волосах блестели серебряные и красные искры, которые разлетались под ветром ее чар. Волна ее магии ударила Адама и отбросила; он упал на спину в лужу темной крови. Покатился, мгновенно вскочил и бросился на нее.
Не успела эта мысль оформиться, а я уже слетела со своей полки так быстро, как это позволяли три здоровые лапы.
Хотя в движениях Адама не было неуверенности, Нимейн, должно быть, что-то повредила ему, потому что я добралась до нее раньше Адама.
Я сразу поменяла обличье, чтобы иметь возможность говорить, но не успела ничего сказать, потому что Адам ударил меня плечом в живот, как игрок в футбол[54]. Едва ли он целился в меня, потому что прокатился подо мной, сбив меня с ног. Но земли я не коснулась.
Чувствуя боль под ложечкой, я в неловкой позе разлеглась на нем, так что одно мое колено попало ему под мышку, а здоровая рука оказалась под его противоположным плечом. В следующее мгновение он уже был на ногах, я висела на нем, а остальные три вервольфа загораживали его от разгневанной Нимейн.
Я пыталась заговорить, но он выбил из моих легких весь воздух.
— Ш-ш-ш, — сказал Адам, не отрывая взгляда от противника. — Ш-ш-ш, Мерси. С тобой теперь все будет в порядке. Я обеспечу твою безопасность.
Я проглотила горький комок. Он ошибается. Отныне я всегда буду одинока. Так сказал Тим. Он овладел мною, теперь я вечно буду одна. Нет, не вечно: ведь рядом река, шириной в милю и такая глубокая, что вода кажется черной. Моя мастерская совсем близко: иногда я чую запах воды от Колумбии.
Мысль о реке успокоила меня, и я смогла подумать о другом.
Вервольфы ждали нападения Нимейн. Не знаю, чего ждала Нимейн, но эта пауза дала мне возможность заговорить раньше, чем кто-нибудь пострадает.
— Подождите, — сказала я, вновь обретая способность дышать. — Подождите. Адам, это Нимейн, которую малый народ прислал разобраться со смертью охранника.
— Та самая, которая готова послать на смерть Зи, вместо того чтобы искать настоящего убийцу?
Он презрительно приподнял верхнюю губу.
— Адам? — холодно спросила Нимейн. — Адам Хауптман? Какое отношение имеет Альфа к украденной собственности?
— Они пришли мне на помощь, — сказала я.
— А ты кто?
Она склонила голову набок, и я поняла, что говорю не своим голосом. Он звучал хрипло, словно я десятки лет курю — или ночь напролет кричала. А Нимейн слепа.
— Мерседес Томпсон, — сказала я.
— Койот. Как же ты напроказила сегодня ночью? — Она сделала шаг вперед, и все вервольфы напряглись и застыли. — И чья кровь кормит эту ночь?
— Я нашла вашего убийцу, — устало сказала я, прижимаясь лицом к обнаженной коже Адама. Его запах прокатился надо мной волной ложного утешения: он меня не любит. Но я так устала, что приняла даже это утешение. Скоро я буду поистине одинока. — И убийца сам навлек на себя смерть.