нам удалось – и вот, вы его видите! Наш 'Як-3', 'третьяк', как мы его тут между собой зовем. Поверьте – это будет лучший истребитель всей войны. Лучший в мире истребитель! Прошу любить и жаловать! А также – прошу осваивать и овладевать! Чтобы завтра-послезавтра лететь на нем в бой! Все ясно, товарищи? Вот так-то…
Теперь давайте о вас. Ну, кто самый смелый? Начинайте.
Ребята переглянулись, и самый смелый начал. Храбрецом оказался старший лейтенант Кузьмичев. Так, воевать начал с августа 42-го… боевых вылетов… сбитых – шесть! Это хорошо. Командир звена – это отлично! Вот командиром звена мы тебя и назначим.
Второй – старший лейтенант Невский. Ого! Не Александр? Нет – Федор. Тоже ничего – у Феди, между прочим, на груди два ордена…
Третий – капитан Извольский, Кирилл. Из дворян, что ли? Кто отец? Точно – из дворянской офицерской семьи. Отец, еще в Гражданскую, твердо встал на сторону большевиков. Сын ни о чем другом, кроме как о военной карьере, и не мечтал. А тут еще и авиация! Наш человек! Пять сбитых, два ордена. Точно – наш! Пойдешь на первое звено. Правда, надо еще с командиром, подполковником Степановым, посоветоваться и доложить ему свои предложения. Хотя, я думаю, что он будет доверять своему заму по боевой…
В общем, поговорили, познакомились… Попросил их присматриваться к летчикам, поговорить с ними, выяснить – у кого к чему душа лежит, кто что предпочитает? На каких высотах вел бои? Как стреляет? Есть ли 'фирменные' приемчики? И какие?
Отпустил ребят, поручив капитану Извольскому, до создания штаба авиагруппы, подготовить таблицу плановых полетов на неделю. И понеслось-поехало…
А с подполковником Степановым удалось познакомиться прямо на следующий день. Произошло это так…
Я на спарке-'семерке' проводил вылеты с летчиками группы, чтобы посмотреть уровень их пилотажа и мастерства. В целом – все было весьма неплохо. Мой Вася крутился на старте. Вдруг он передал, что прибыл командир группы и ищет меня. Ну, что делать? Приказал летчику идти на посадку…
На земле передал своих опытному летчику-испытателю из Конторы, он их еще погоняет по особенностям третьяка, а сам, скинул парашют, и как был – в комбинезоне и в шлемофоне, порысил в помещение, отведенное на аэродроме для нашей группы.
— Товарищ подполковник…
— Не надо рапорта, капитан! Давайте знакомиться – Степанов, Иван Артемович!
— Туровцев, Виктор Михайлович!
Крепкое рукопожатие, глаза в глаза. На лице и на руке – ожоги. А взгляд ничего – твердый, волевой… И ум недюжинный проглядывает… Думаю – сработаемся!
— Ну, Виктор Михайлович, что тут вами уже сделано?
Однако! Резко подполковник салазки загибает! Я же только вчера прибыл и познакомился с людьми. Но – что делать! Сам же ведь талдычил, что времени абсолютно нет.
Я кратко проинформировал командира о сделанном, подобранных кандидатах на командные должности, предполагаемой разбивке летчиков по звеньям, наметкам по программе обучения…
Подполковник Степанов слушал молча, что-то помечая у себя в большом, потрепанном блокноте.
— Хорошо… Что еще нужно, Виктор Михайлович?
— Товарищ подпол…
— Виктор Михайлович, мы же договорились… Сейчас у нас деловой разговор, важный разговор – что же мы козырять и щелкать каблуками-то все время будем? Дойдет еще дело до официоза, дойдет! Так что нужно?
— Нужно формировать свои службы, Иван Артемович! Штаб нужен, инженерная служба, вооруженцы, снабженцы, связисты. Не могу я летчиков на решение всех этих вопросов отвлекать. Яковлевское ОКБ, конечно, помогает, но – не их это дело, и не смогут они в полной мере заменить всех нужных нам специалистов. И нужно нам отсюда, из Конторы, уходить. Уходить на свой аэродром. Сейчас – только полеты, пилотаж, слетанность, стрельба. Все остальное – пока побоку, не до него… Может, подсесть нам к какому-нибудь полку ПВО Москвы, а? Сейчас не 41-й, угрозы воздушного нападения на Москву, считай, что и нет. Так – один разведчик в неделю пролетит, а пэвэошники за ним полками гоняются… А так, если бы Штаб ВВС дал команду нам помочь, пока мы мясом не обрастем, мы могли бы сосредоточиться на главном – на боевой подготовке. Так я мыслю.
— Правильно мыслите… И я так думаю, и уже кое-что нащупал, кое-что подготовил. Думаю – через пару дней снимемся мы отсюда и перелетим в Подмосковье, на один тихий и спокойный аэродром. Настолько тихий, что принято решение полк, который там стоял, расформировать. Вот мы его службами и воспользуемся. Я сегодня туда выезжаю. Послезавтра прилечу на истребителе за вами – будьте готовы к перелету!
— Есть быть готовым к перелету, товарищ подполковник!
Степанов покосился на меня, но ничего не сказал. Потом перебрал поданные мной документы по штатам и сказал: 'Что наметили – то и делайте! Уверен, что вы не ошиблись. Оформите приказом – как вернусь, так и подпишу. На новый аэродром сядем авиагруппой 'Молния', а не стаей грачей! Ну, до встречи!'
На день перелета было назначено много дел. Во-первых – митинг. Не смейтесь, митинг – дело хорошее. Если он к месту, и если ими не злоупотреблять по каждому мелкому поводу. Да и люди здесь к такой форме работы с массами привыкли. Потом – киносъемка. То ли Яковлев, то ли еще кто, не знаю, пробили приезд на аэродром группы кинодокументалистов. Дело нужное, я думаю. Страна должна знать своих героев! Нет, серьезно! Вылет с фирмы Яковлева группы новых истребителей на фронтовые испытания – это, братцы мои, определенный и весьма значимый рубеж. Или этап. А может – и старт. Чему-то.
Вот только, как тут быть с секретностью? Ну, это дело тех инстанций, которые и принимали решение о киносъемке, не так ли? Может, они этот сюжет только в сентябре в выпуск 'Союзкиножурнала' поставят? Когда немцы и так уже отлично о нас знать будут. По рубцам на своей шкуре. Я надеюсь…
Значит, подведем итоги… Митинг, съемка, оркестр, напутственное слово, ответ от нас… Какая-нибудь клятва? А зачем, у нас есть присяга. Обязательство? У нас одно обязательство – бить смертным боем фашистов, пока они не кончатся… А если сказать, что перечислим оклады и премии за сбитых на создание именного самолета для лучшего бойца группы? А может, не группы, а фронта? Это надо обдумать, посоветоваться. Вот, кстати, у нас и замполит появился. Да еще и летающий! Это совсем хорошо. А то я не очень понимаю тех политработников, которые пламенно призывают летчиков бить фашистов, не щадя своей жизни, а сами же не вылезают с аэродрома, километрах в 20–30 от линии фронта. У штурмовиков правильно сделали – все политработники полкового и эскадрильного уровня ежемесячно летают на боевые задания стрелками. Это здорово оживляет политическую работу, уж поверьте! И дерьмо на этих должностях не держится, враз улетает, как пыль из-под винта! В общем, поручил я замполиту обдумать этот вопрос и порешать с кем надо детали. Если идею примут, в общем и целом.
Командирам звеньев, естественно, задача – должным образом использовать зубной порошок, гуталин, и чистящую пасту. Чтобы летчики в строю сверкали и горели блеском орденов, медных пуговиц и пряжек, сияли черным великолепием сапог. Так, вот… И сам попал под очарование этого армейского военно-полевого сумасшествия и показухи… Скоро прикажу траву красить зеленкой и небо синькой из пульверизаторов обрызгивать! Позор приспособленцу и очковтирателю Туровцеву! Нет, не так! Да здравствует попаданец Тур, стойко сопротивляющийся тяге к очковтирательству. А блестящий внешний вид – так это требование Устава, ребятушки… Устав читать надо! Как там нам в армии старшина говорил? 'О, воин, службою живущий! Читай Устав на сон грядущий. И утром, ото сна восстав, читай усиленно Устав!'
…А тем временем – часы свое оттикали, время прошло, и наступил день отлета. День, когда наша группа станет настоящей, самостоятельной боевой частью.
День был отличный – теплый, солнечный. Мягкий ветерок развевал флаги, установленные на флагштоках аэродрома и на ангарах еще к Первомаю, и, как всегда, еще не снятые… До октябрьских праздников висеть будут, не иначе… А то я не знаю…
