Видимо, они плакали над телами хозяев, и душевные немцы помогли собачкам забыться.
Я собрал все документы, какие нашел, в планшет унтер-офицера, выбросил затворы от оружия в выгребную яму и пошел искать своего ведомого.
Похоже, это здесь. Сбив железную накладку, я открыл дверцу в погреб.
— Вася, ты здесь?
— Командир? Ты?
— Я, я, Василек. Как и обещал. Вылезай – твой отдых закончился… Пора обратно на войну, Вася. Долги у нас, видишь ли, опять накопились.
— Эк, Вася, как они тебя отделали-то… Качественно…
— Ничего, я тоже двух подстрелил.
— Да знаю уже… Повернись ко мне спиной.
Закончив обрабатывать его раны спиртом и перебинтовав окровавленные руки, я снова зашел Васе за спину и легко дал ему по затылку. Объяснять ему, каким образом можно перемещаться на десятки километров, я не хотел… Ну, поехали. Нас уже ждут, пожалуй.
Глава 9
Но спокойно уйти мне не дали. Можно по-разному относиться к немцам, будем выражаться точнее – к фашистам, но то, что они хорошие солдаты, не оспорить…
После того, как я так неловко уронил две лимонки в рощице, прошло, наверное, около получаса, ну, может, чуть больше, а к хуторку уже кто-то пылил на паре мотоциклов. Дело ясное – те туристы подняли тревогу, мол, кто-то тут в тылу бегает и гранаты теряет. Найти бы надо, этого рассеянного с улицы Бассейной, а то он еще чего учудит.
И понеслись тут звонки-радиограммы по всем заставам и постам… А на хуторе к аппарату никто и не подошел. Правда, я его не видел, но сказать с уверенностью, что связи на хуторе не было, я не мог. А раз хутор не ответил, то… Вот вам и вопрос на сообразительность – где этот гадкий потеряшка прячется?
Да, а с Василием я погорячился… Поспешил я его в аут отправить. Ну, да ладно! Свидетелей мамаева побоища мне тоже как-то не надо.
Я вновь отнес ведомого на кучу соломы в погребе и закрыл к нему дверь. Пусть поспит в холодке… Теперь – участники мотопробега.
Стрелять было рано. Стрелять я решил немного попозже. А сейчас хватит и стрелок. Или лучше использовать телекинез? А ведь на самом деле – стрелок-то мне придется кидать аж шесть, а так – два раза грохну гравитационным кулаком, и все – мотоциклистов можно сметать веником в мусор. И – тишина…
Так и сделал. В живых не оставил никого. Пленные мне сейчас не нужны, да и допрашивать мне их некогда. Теперь бы надо отвлечь внимание немцев от хуторка. А ну-ка, пулей к пулемету…
У пулемета я по-хозяйски осмотрелся, попинал короба с лентами и задумался… Потом, кряхтя, раскачал и вытащил треногу из земли, и, проклиная все на свете, потащил эту заразу тяжеленную на новую позицию. На полдороге я устал, хлопнул себя по лбу, и потом поднял станок телекинезом. В общем, на облюбованную мной возвышенность, я взлетел мухой. Немного повозившись с установкой пулемета, я выпустил половину ленты по окрестным кустам и, загребая носками сапог пыль, пошел за остальными коробами. Нужно дать фашистам время, чтобы они поняли, откуда раздавалась стрельба, доложили, кому следует об этом, и, получив команду на выдвижение, тронулись в путь…
Вернувшись, я добил ленту в воздух и начал думать, как перезарядить пулемет. Немного пошевелив мозгами, я сообразил, как можно поднять крышку пулемета и установить новую ленту. Залегать тут в долговременную оборону я, конечно, не собирался. Скоро совсем стемнеет, и грохнуть одинокого пулеметчика для опытных немецких пехотинцев труда не составит. Мне всего-то и нужно было – отвлечь внимание немецкого командования по моим поискам от хутора, и приковать это внимание совсем к другому месту – в нескольких километрах от моей реальной тропы на свою сторону. А для этого…
Я поколдовал с прицельной планкой и, подумав, установил ее на 800 метров. Все равно из пулемета я точно по отдельному фашисту, скорее всего, не попаду. А так – покуражиться, положить цепь носом в пыль и подержать ее немного на месте и этого хватит. А где мои лимонки? Раз, два, три, четыре… все на месте. Полежите пока, птички мои, отдохните. А там – в последний полет, как говорится – 'Летят перелетные Эфки…'
Я насторожился… Точно! Лязг металлической амуниции и оружия, отрывистая немецкая речь. А вон и кусты шевельнулись – никак передовой дозор… Ну, помолясь…
Примерно выцелив этих авангардистов, я с наслаждением нажал на спусковой крючок 'MG-42'. Пулемет радостно загрохотал – ему было абсолютно по пулеметному барабану с лентой то, что он стреляет по своим. Лишь бы стрелять! Трудоголик германский. А хорошо шьет, как по ниточке! Мощный пулемет грубо потрошил кусты, укрывавшие немцев. Их криков я не слышал, потому что под ухом грохотал 'MG', но разлетающиеся в клочья кусты, пылевые следы от очередей и смутное шевеление солдат, серыми мышками разбегающихся от веера пуль, я видел отлично! А ну, еще! Хрен с ним, со стволом! На перегрев!
Над кожухом стал играть горячий воздух. Пулемет клацнул и замолчал – лента кончилась. Заморачиваться с перезарядкой я и не планировал. Пригнувшись, я, не глядя, перебирал лимонки, внимательно высматривая и оценивая шевеление фашистов по кустикам.
Ага, вон какая-то организованная группочка! Ловите, геноссен! Первая пошла! Я сорвал кольцо, рискнул – и отпустил рычаг. Он звонко клацнул и отлетел. Я сказал – 'Айн–цвай!' — и лимонка порхнула в кусты. Взрыв ударил еще в воздухе. В кустах киркоровскими зайками заверещали раненные и испуганные немцы. Вторая – пошла! Третья! Врот фронт вам, фашисты, лови!
Все кончается, даже такое интересное и увлекательное дело, как метание гранат на сверхдлинную дистанцию. Оставшись полностью безоружным, я сплавил казенник пулемета маленьким клубочком и отбыл восвояси…
Восвоясях я взвалил Василия на плечо (сильно скорректировав его вес, конечно!) и, оглядываясь, потрусил судьбе навстречу. Стемнело, и ориентироваться становилось уже непросто, если ни по-настоящему трудно. Все изменилось – кустарник и одинокие деревья смотрелись незнакомыми, опасными объектами, таящими скрытую угрозу. А ну его, подумал я, и стал искать хорошее местечко для пикника. Таковое вскоре нашлось и, скинув Базиля на травку, я сел передохнуть и перекусить салом с сухарями. Пока луна нам не укажет путь…
А тут и Вася очнулся… Никак на звук дробящегося сухаря… Тоже ведь – сколько времени нежрамши!
— Командир, что со мной? — смутным, плывущим голосом вопросил ведомый.
— Сомлел ты, Вася. Сознание потерял. По голове тебе, наверное, настучали лишнего, — безжалостно предложил я свою версию. — Как доберемся к себе – сразу в госпиталь!
— Ну, уж нет! — испуганным сычом ухнул Базиль. — Я в госпиталь не хочу! Я летать буду!
Вот и хорошо. Теперь никаких мыслей, кроме как избежать попадания на госпитальную койку, у Васи не останется. И ни о каких странностях нашего путешествия он думать больше не сможет.
— На, Васек, пожуй! — я протянул ему сухарь с салом. — Чтобы летать – здоровье нужно!
— А чтобы здоровье было… — вполголоса бормотал я, нашаривая флягу, — его, это здоровье, нужно периодически поправлять! Вот! Нашел. Глотнешь?
— А что это? — с сильным сомнением в голосе спросил Вася.
— Не знаю, Васек! Спирт, наверное…
— Не-е, Виктор, я, пожалуй, не буду…
— А ну, давай! Один глоток! Для тебя – это лекарство. Ну, вот и хорошо. Ты жуй, жуй… закусывай.
Я тоже выпил глоток, крякнул, закусил вкуснейшим ржаным сухарем с салом, и откинулся на траву. Луна вышла. Скоро пойдем… Глаза стали закрываться… Веки налились свинцом, ноги приятно гудели… Хр- р-р…
