как систему законов и правил общественной жизни. Эскимосы усваивают их с раннего детства одновременно с усвоением родного языка. Если современный гренландец не уверен в каком-то вопросе, касающемся суеверий и обычаев своих предков, он в первую очередь попытается найти пример в известных с детства сказках, древних и современных.
Тем не менее в древних легендах не содержится никакой прямой информации о происхождении и истории народа эскимосов. Современные племена вообще не имеют понятия об общем первоначальном доме и о тех странствиях и миграциях, которые за этим последовали. Только самые свежие легенды содержат реальные исторические факты, и то лишь в виде семейной истории и всего за сто – двести лет. События промежуточного периода – даже такие значительные, как первые встречи с европейцами или страшная эпидемия оспы (1733—1734), – вообще не нашли в них отражения.
Если же мы хотим все же сделать на основании изучения легенд некоторые исторические выводы, необходимо иметь в виду следующее.
Во-первых, нередко происходит так, что серия сходных событий, имевших место на протяжении ограниченного периода времени, превращается в легендах в одно событие; так, от длительного периода сосуществования эскимосов и европейских поселенцев сохранились всего один-два сюжета (вероятно, слушатели предпочитали их остальным и воспринимали с большим удовольствием).
Во-вторых, следует помнить, что ни одна сказка не может существовать долго, если она не увлекает аудиторию, перед которой ее периодически рассказывают. Кроме того, она должна быть понятна без дополнительных пояснений. Поэтому события в ней должны происходить в местах знакомых слушателям. Если в сказке фигурируют не известные ни рассказчику, ни слушателям люди или животные, то со временем они превращаются в сверхъестественные существа, которыми богатое воображение гренландцев заселило внутренние части страны.
Кроме того, в сказках неизбежны обобщения, и определенные категории героев представляют скорее какие-то общие характеристики, нежели конкретных людей. Так, старый холостяк или мужчина, не имеющий жены, всегда странен и нелеп; у жены нет другой заботы, кроме как вести хозяйство как можно экономнее; бедная вдова всегда особенно добра и милосердна; пять братьев или мужчин, про которых обычно говорят «много», олицетворяют собой надменность и жестокость, а «средний» из них, кроме того, означает зависть.
Материалы, на которых основано данное собрание, записаны отчасти самими гренландцами, отчасти европейцами (в значительной мере непосредственно автором). Сбор этих материалов представлял немалые трудности. Ведь если путешественник начинает расспрашивать местных жителей, то в ответ он слышит в основном то, что хочет услышать (в частности, то, что сам подсказывает своими вопросами). Единственный способ получить желаемое – услышать, как местные жители рассказывают сказки и легенды на своих собраниях (но объяснить им, что это единственная цель исследователей, практически невозможно). Вторая сложность заключается в том, что местные жители опасаются быть обвиненными в языческих суевериях. В результате некоторые европейцы приходят к ошибочному выводу, что никаких сказок и легенд, кроме совершенно пустяковых, у эскимосов вообще нет. Третья сложность – состояние старых рукописей, часть которых совершенно невозможно оказалось прочесть.
Полное собрание включает больше пятисот сказок и легенд; автор объединил те из них, которые представлялись ему идентичными, и таким образом уменьшил общее количество примерно до трехсот. Значительная часть из них в данном издании опущена или приведена в сокращенном виде, как представляющая лишь местный интерес.
1. Кагсагсюк
(Эта легенда составлена из девяти различных вариантов, записанных частично в разных районах Гренландии, частично на Лабрадоре; тем не менее во всех принципиальных моментах все варианты совпадают. Судя по всему, эта легенда не основана на каких бы то ни было исторических событиях, а имеет скорее воспитательную направленность и несет идею о высшей силе, которая защищает беспомощных и наказывает сильных за беспощадность и жестокость.)
Один бедный мальчик-сирота жил у жестоких людей. Звали его Кагсагсюк, а приемной матерью его была жалкая старуха. Жили несчастные в крохотной убогой каморке, примыкавшей к входному туннелю[4] дома. Входить в главную комнату им не позволялось. Кагсагсюк же не отваживался входить даже в каморку. Он подолгу лежал в туннеле и пытался согреться среди собак. По утрам, когда мужчины плетками поднимали свои упряжки, нередко вместе с собаками доставалось и несчастному мальчику. Он кричал тогда, подражая собакам и будто смеясь над собой: «На-ах! На-ах!» Когда мужчины лакомились вкусным замороженным мясом, маленький Кагсагсюк часто подглядывал за ними через порог, и иногда мужчины поднимали его над порогом и переносили в комнату, но не иначе как всунув пальцы ему в ноздри; ноздри мальчика соответственно увеличивались, но сам он совсем не рос. Иногда несчастному давали мороженое мясо и не давали ножа, чтобы разрезать его, говорили, что вместо ножа сгодятся и зубы; а иногда ругали его за то, что он слишком много ест, и выдергивали пару зубов. Бедная приемная мать раздобыла для Кагсагсюка башмаки и маленький гарпун, чтобы он мог выходить из дома и играть с другими детьми; но они валили его на землю и катали, и набивали снегом одежду, и всячески жестоко обижали его: девочки иногда вымазывали его с ног до головы грязью. Так малыша всегда мучили и насмехались над ним, и он совсем не вырос, одни только ноздри. Он подолгу бродил один в горах, выбирая безлюдные места и размышляя о том, как бы набраться силы.
Наконец приемная мать научила его. Однажды, встав между двумя высокими горами, он позвал изо всех сил: «Хозяин силы, выйди! Хозяин силы, приди ко мне!» Тут же появился большой зверь-амарок (ныне это мифическое животное, первоначально – волк). Кагсагсюк очень испугался и чуть было не пустился наутек; но зверь быстро догнал его, обхватил хвостом вокруг туловища и швырнул на землю. Совершенно не в состоянии подняться, мальчик услышал какой-то хрустящий звук и увидел: из его тела, как маленькие игрушки, во множестве посыпались тюленьи косточки. Тогда амарок сказал: «Из-за этих костей ты и перестал расти». Он снова обхватил мальчика хвостом, и они снова упали, но косточек на этот раз высыпалось меньше; а когда зверь швырнул его на землю в третий раз, выпали последние косточки. На четвертый раз мальчик не совсем упал, а на пятый совсем не упал, а поскакал по земле. Тогда амарок сказал: «Если ты правда хочешь стать сильным и выносливым, то можешь приходить ко мне каждый день». На пути домой Кагсагсюк чувствовал себя намного легче и мог даже бежать; одновременно он пинал ногами и отбрасывал со своего пути камни. Девочки, нянчившие младенцев, встретили его недалеко от дома и закричали: «Кагсагсюк идет – давайте забросаем его грязью», а мальчики принялись бить и мучить его, как раньше; но он не стал противиться, а по старой привычке улегся спать с собаками. После этого он стал каждый день встречаться с амароком, и тот каждый раз проделывал с ним то же самое. Каждый день мальчик чувствовал, как у него прибавляется сил; на пути домой он теперь отбрасывал ударами ноги целые скалы и, катаясь по земле, заставлял разлетаться камни. Наконец в один из дней зверь не смог опрокинуть его, и тогда он сказал: «Так, этого достаточно; никто из людей теперь не сможет взять над тобой верх. Но ты лучше продолжай вести себя как прежде. Когда придет зима и море замерзнет, настанет тебе время показать себя; тогда появятся три огромных медведя, и будут они убиты твоей рукой». В тот день Кагсагсюк всю дорогу домой бежал, по обыкновению разбрасывая ногами камни направо и налево. Но дома он продолжал вести себя как обычно, и люди мучили его даже больше, чем прежде.
Однажды осенью каякеры вернулись с моря с большим деревом на буксире. Дерево оказалось слишком тяжелым, и они не смогли сразу отнести его домой. Вместо этого они привязали ствол к большим камням на берегу. На закате Кагсагсюк сказал матери: «Дай мне твои башмаки, мать, чтобы я тоже мог сойти к морю и взглянуть на то большое дерево». Когда все отправились спать, он выскользнул из дома; он спустился к воде, освободил дерево от веревок, взвалил на плечи и отнес за дом, где закопал его глубоко в землю. Утром, когда вышли первые из мужчин, он крикнул: «Дерево исчезло!» Все выбежали на берег и увидели, что веревки перерезаны; никто не понял, как дерево могло уплыть прочь, ведь не было ни ветра, ни течения. Но одна старуха, которая случайно зашла за дом, воскликнула: «Посмотрите только! Вот сук торчит!» Все бросились туда с ужасным шумом и криками: «Кто мог это сделать? Должно быть, среди нас есть настоящий силач!» Все молодые мужчины напустили на себя важный вид, чтобы про каждого могли подумать, что он-то и есть неизвестный силач, – вот плуты!
В начале зимы соседи Кагсагсюка по дому обращались с ним даже хуже, чем прежде, но он вел себя по-старому и не давал им ничего заподозрить. Наконец море окончательно замерзло, и охотиться на
