палаткам, а бывшие подростки в тюбетейках регулярно наведывались к ним в гости - собирать деньги 'за охрану'. Отец Бориса продолжал нахваливать технический прогресс, но все больше срывался на ругань в адрес начальства, зажимающего зарплату. Сам Борис окончил институт с красным дипломом, но вместо того, чтобы писать компьютерные программы, принялся ими торговать. Еще через год он переехал с окраин Казани, из квартиры в панельном доме, в собственный особнячок на улице Низенькая в 'тихом центре' города. Особнячок представлял из себя неказистую двухэтажную избушку с тесным огороженным двориком, снизу каменную, сверху деревянную, шикарно отделанную внутри. Иногда Борис заходил в гости к родителям и, покуривая дорогие сигареты через золотой мундштук, с удовольствием слушал, как его никчемный отец жалуется на свою никчемную жизнь. Впрочем, это было единственным удовольствием подобного рода, которое себе позволял Борис. Больше он ни на кого не злился: его жизнь неожиданно удалась. Отцу он купил новый компьютер, 'пентиум', а старый забрал себе чтобы иногда вспоминать о 'тяжелом детстве'. Компьютер этот стоял в углу и никогда не включался. Рядом стояли другие компьютеры, целые и развороченные - Борис любил на досуге в них копаться. Иногда он даже забывал, какой из них - тот самый. Жизнь Бориса текла по обычной для молодого российского коммерсанта извилистой линии - пока не появились люди из Института Сенеки. Они возникли прямо во дворе Бориса, где он драил свой новый джип. Вышли из светящегося розового облачка, вкатили за собой какой-то аппарат на колесиках, повернули на нем рычажок - и облачко исчезло. А люди остались, два приветливых старичка в длинных пестрых тогах. Они обратились к Борису на латыни - а он знал латынь, выучил ее на третьем курсе, чтобы хоть как-то приблизиться к университетским 'снобам'. - В пестрых тогах? Приветливые старички? - удивился Василий. Мин-хан хмыкнул: - Таких блидов не бывает. - Именно приветливые старички, совершенно милые люди, - настаивал Борис. - Они сказали, что испытывают способ передвижения по неправильным мирам. Я согласился, что наш мир нельзя назвать особенно правильным. И почему-то я совсем не удивился, не испугался... После того, как моя программа непонятным мне способом отправила на тот свет несколько человек, я отучился удивляться. Мне только было интересно, что такое 'правильный мир'. Мы со старичками попили чайку, они все рассказали. Оказывается, их 'правильный мир' - это Римская Империя размером с полгалактики. В вашем мире есть Римская Империя? - Была, - коротко ответила Ольга. - И у нас была, - добавила Резеда. - Ну вот. И у нас была. А у них - до сих пор... Я так и не понял, почему у нас Рим сдох, а у них - наоборот. Они что-то долго объясняли про императора Юлиана-реформатора, который запретил христианство, потом пытался возродить старые культы, а перед смертью сделал государственной религией какую-то экзотику, митраизм, вроде. И старички прочли целую лекцию о том, что с помощью этого культа Рим подчинил себе половину планеты, а потом и другие планеты. Я больше в компьютерах разбираюсь, я, честно говоря, не понимаю, при чем тут религия. Но вот у нас нет митраизма - и мы дальше Луны практически не летали. А они - летали. Вы летали? - Да. Рассказывайте дальше. Василий чувствовал, что приближается развязка. Он даже догадывался, какая, но хотел услышать все от главного виновника собственными ушами. - Дальше мы стали говорить о компьютерах, по моей инициативе, разумеется. Старички похвалились, что у них половина галактики повязана в сеть. Потом я им показал свои 'тачки', они раскудахтались - мол, хорошо бы притащить в Институт Сенеки эти драндулеты, вот будет смех. А их Институт этот стоит прямо там, где мой дом находится. Они просто у себя во двор вышли, рычажок передвинули - и оказались во дворе моего домика. Мин-хан тоже все понял. Лицо его стало красным, он несколько раз дернул себя за бороду. - Так ты, гнида... - Да, я гнида. Но не нарочно. Хотя... Я не знаю, что мной тогда управляло. Могу точно сказать, что специально я этого делать не хотел. В общем, я старичкам предложил одну из своих 'тачек' в подарок, они выбрали самую неказистую. Мы еще потрепались, потом они ушли - в свое розовое облачко. Мне на память оставили грозное оружие - правда, без батареек. Я с собой ношу, вместо амулета. Борис вытащил из кармана бластер. Пурдзан, который скучал во время всего разговора, вскочил на ноги. Мин-хан и Василий одновременно крякнули. Это был бластер блидов. - Сами понимаете, - закончил Борис, - старички выбрали тот старый компьютер. Я проверил, ужаснулся, но что я мог поделать? Некоторое время все молчали. Слышен был рокот мотора, шуршание воды за бортом. Спокойная зеленоватая вода мигает сквозь иллюминатор приветливыми бликами. Но все это может исчезнуть, смениться кошмаром - очень скоро. - Что-нибудь ты можешь поделать, я думаю, - сказал Василий, глядя Борису в глаза, - кстати, перейдем на 'ты'? - Пожалуйста. - Ну вот. Ты эту дрянь сотворил, ты ее и разгребешь. Говоришь, милые старички? В пестрых тогах? Борис молча кивнул. Василий встал, прошел через каюту и присел на корточки напротив Бориса. - Теперь вместо твоих старичков там ублюдки в серых туниках. И по-моему, они не вполне живые. И, главное, они не только там. Они теперь и у нас. И к вам сюда они дорогу знают. Ты хочешь, чтобы твоя бяка снова заработала у тебя дома? - Нет, нет, конечно! - Тогда ты идешь с нами. Бросаешь все дела - и идешь. Иначе мы тебя убьем. Прямо здесь. Борис и бровью не повел. Только слегка поджал губы, склонил голову набок. - Ну?! - почти заорал Василий. - Что 'ну'? Я прикидываю, что сейчас делать. - Сейчас обсохнуть бы, - жалобно откликнулась Гюльчачай. Борис встал. - Тогда пошли на палубу. Там обсохнете моментально. И скоро уже подплываем, видом полюбуетесь. Жаркие солнечные лучи, отскакивая от гладкой воды, кидались на бетон причалов, оттуда по фасадам домов добирались до минаретов и с их острых верхушек улетали обратно в небо. Ольга стояла на носу катера рядом с Василием, их плечи иногда случайно соприкасались. Вид набережной показался Василию очень знакомым. Судя по напряженному взгляду Ольги, она испытывала те же чувства. Василий первым задал вопрос: - Что это за море? - Пролив, - ответил Борис, раскуривая сигарету, - Босфор. Ольга широко открыла глаза. - Значит вот это... город... Константинополь? Столица Византии? Борис пустил струйку дыма, улетевшую вместе с ветром. - Византии давно нет. У нас, во всяком случае. Теперь это Стамбул, Столица Турции. - Турции?! - хором ахнули Ольга и Василий. Потом поглядели друг на друга - и расхохотались.
ГЛАВА 3.
Этот мир показался Василию неприятной смесью далекого прошлого и далекого будущего. Здесь все было моложе - лет на триста: дома, одежда, техника, человеческие отношения... А с другой стороны, и дома, и техника, и люди казались невообразимо старыми, обветшалыми - куда более старыми, чем экспонаты в музеях Империи, Конфедерации или в хранилищах треухов, больших знатоков антиквариата. Этот мир не был музеем. Больше всего он напоминал свалку. Старческая усталость чудилась Василию даже в глазах мальчишек, гонявших ногами какую-то гадость по узким улочкам, и даже в глазах молодых пар, прогуливавшихся по набережным Босфора. Когда Василий сказал об этом Ольге, она энергично кивнула. - Свалка. Где, по-твоему, могла бы вырасти такая дрянь, как Блидинг? Василий сразу вспомнил шутливый стишок дунганского поэта Го Цзепина: 'Если бы граждане знали, Какая грязь Питает корни цветов!' Но Ольге не было смешно. - Твой поэтишко наврал. Красивые цветы растут на здоровой почве. А здесь... Ты погляди, во что меня нарядили! Шикарные шаровары, короткую курточку и накидку Ольге пришлось снять Борис объяснил, что в Стамбуле так одеваются только проститутки. Теперь на Ольге были нелепые штаны до колен с множеством карманов, простая сорочка без застежки, с изображением какого-то нелепого ушастого существа в белых перчатках, и бесформенная куртка из той же материи, что и штаны - из плотного голубого хлопка. Сапожки Ольга оставила, Борис согласился, что они вполне элегантны. Хафизулла остался в своей форме - Борис сказал, что во все черное одеваются некоторые подростки, и налепил Хафизулле на грудь несколько цветастых круглых жетонов с какими-то рожами и надписями. Василию Борис посоветовал переодеться, но тот наотрез отказался расставаться со своей униформой. Борис не стал возражать, хотя заметил, что в Турции так ходят курды. - Значит, сойду за курда. - В Стамбуле, - усмехнулся Борис, - морду набьют. - Мне?! Послушай. Ты ведь понимаешь, с чем мы боремся. Получше других понимаешь. Думаешь, с нашей стороны на эту борьбу выставили кого попало? Я был в первой тысяче по искусствам персонального боя среди янычар. Считай, это тысяча лучших бойцов в половине обитаемой Вселенной. Хаф вообще профессиональный убийца. Ольга в своей половине тоже, думаю, входит в тысячу. Пурдзан и Мин-хан, как ты бы выразился, 'держали масть' в Буферах - а там живут не просто люди и не просто треухи. Там - крутые из крутых. Вот, девочки тоже оттуда. Кто на вашей свалке мне набьет морду? Разговор происходил в просторной круглой гостиной номера-люкс отеля с неблагозвучным названием 'Хилтон'. Гуля, Татьяна и Резеда в своей спальне мучались, натягивая местную одежду. Для Мин-хана нашли рабочий комбинезон. Он возражал меньше всех: похожие комбинезоны в его мире носят офицеры среднего командного состава. Хуже других пришлось Пурдзану. Козлиные ноги он спрятал под длиннополым неудобным плащем, рога - под тюрбаном. Копыта Пурдзан просто обмотал тряпками. - Пусть все думают, что я болен. - Я буду говорить, что ты - мой сумасшедший родственник из Афганистана. На Пушту разговариваешь? - И Борис произнес несколько фраз на языке, в котором Василий признал вариант восточнотурецкого. Но Пурдзан говорил
