Я взглянул на стол, ломящийся от еды, и только сейчас понял, до чего же голоден. Последний раз я ел в комнатке на верхушке монумента Вашингтона.
— Спасибо, мы с удовольствием поедим.
Капитан согнулся в поклоне, отчего стал немного похож на гильотину. Затем он покинул столовую.
Поначалу мне было не до разговоров. Я набросился на еду: проглотил сэндвич с ростбифом, пару кусков вишневого пирога с мороженым и выпил три бокала имбирного пива. Только тогда я почувствовал некоторую сытость.
Сейди ела мало. Конечно, она успела перекусить, пока мы летели в Мемфис. Сестра жевала сэндвич с сыром и огурцом, запивая это «Рибеной»[37] — ее любимым английским напитком. Хуфу уплетал все, что оканчивалось на «о», и на его трапезу было лучше не смотреть.
Официантами нам служили все те же огненные шарики. Они наполняли наши бокалы и убирали грязные тарелки.
После нескольких дней, когда мы только и делали, что убегали и улетали от погони, было приятно спокойно сидеть за столом и никуда не спешить. Узнав, что капитан не может мгновенно доставить нас в Страну мертвых, я даже обрадовался.
— Агх! — рыгнул Хуфу.
Он вытер рот и схватил огненный шарик. Шарик в его руках вырос до размеров баскетбольного мяча. Павиан посмотрел на меня и фыркнул.
На этот раз я хорошо понял павианский язык. В переводе на человеческий это звучало так: «Пойду поиграю в баскетбол, но один. Тебя не приглашаю. Ты и бросать нормально не умеешь».
— Конечно, иди, — сказал я ему, покраснев от его намеков. — Приятной тебе игры.
Хуфу снова фыркнул, взял светящийся «мяч» и убежал. Неужели на пароходе была баскетбольная площадка?
У Баст тоже что-то не было аппетита. Она едва притронулась к своей любимой кошачьей еде — «Фрискис» с тунцом.
— Не голодна? — спросил я у нее.
— Что? А-а… нет.
Баст вертела в руках пустой бокал. На ее лице отражалось чувство, не свойственное кошкам, — чувство вины.
Мы с Сейди переглянулись.
«Спроси ее».
«Сам спроси».
Что касается таких игр в гляделки, я вынужден признать за сестрой безусловное первенство. Я проиграл.
— И все-таки, Баст, о чем капитан просил тебя рассказать нам?
— О чем? — повторила она, растягивая время. — Этих демонов послушаешь… Магия заставляет Окровавленный Топор повиноваться, но если магическая сила исчезнет, поверьте мне, он изрубит нас на мелкие кусочки.
— Баст, не перескакивай на другую тему.
От ее бокала на столе остался влажный кружок. Баст чертила там иероглифы.
— Мне тяжело это рассказывать… Я не была на борту этого парохода с того самого вечера, когда погибла ваша мать. Ваши родители вызвали судно, и оно стояло у причала на Темзе. После… катастрофы ваш отец привел меня сюда. Здесь мы и заключили с ним договор.
Я вдруг понял, что «здесь» означало «за этим столом». Я представил отца, раздавленного горем и отчаянием. И некому было его утешить, кроме богини кошек, демона с топором вместо головы и стайки огненных шариков.
Свет в столовой потускнел. Я смотрел на лицо Баст и думал о рисунке, найденном нами в Грейсленде. Даже в своем человеческом облике Баст очень сильно была похожа на кошку, нарисованную неизвестным художником много тысяч лет назад.
— Это ведь было не просто чудовище из мира хаоса, — сказал я.
— Ты о ком? — насторожилась Баст.
— О противнике, с которым ты сражалась, пока наши родители не освободили тебя из обелиска. Я знаю, кто это был. Апофис!
Огненные шарики испуганно гасли. Один упал в тарелку и барахтался там.
— Не произноси имя змея вслух, — предостерегла меня Баст. — Особенно в преддверии ночи. Ночь — его время и его царство.
— Значит, это правда, — сказала Сейди. Чувствовалось, что ей страшно. — Почему ты нам раньше не сказала? Зачем врала?
Баст отвела глаза. В полутьме она выглядела совсем хрупкой и очень уставшей. На лице ее проступили шрамы от давних битв.
— Я была Глазом Ра, — тихо призналась Баст. — Защитницей бога солнца, орудием его воли. Представляете, какая это честь?
Баст растопырила пальцы и разглядывала свои длинные острые ногти.
— Когда люди видят изображения кошки-воительницы Ра, они думают, что это львица Сехмет. Верно, она была первой воительницей. Но она оказалась слишком жестокой и неуправляемой. В конце концов Ра прогнал ее и избрал своей защитницей меня, маленькую Баст.
— Ты что, стыдишься этого? — удивилась Сейди. — Говорила же, что это большая честь.
— Ах, Сейди. Поначалу я так гордилась своей миссией. Сотни лет подряд я сражалась со змеем. Кошки и змеи — смертельные враги. Я хорошо исполняла свой долг. Но потом Ра удалился на небеса. Своим последним заклинанием он привязал меня к змею и бросил нас обоих в пропасть. Я была обречена и там вечно сражаться со змеем.
Я вдруг начал понимать.
— Значит, ты была не просто узницей. Твое заточение длилось дольше, чем у других богов.
Баст закрыла глаза.
— Я до сих пор помню слова Ра: «Моя верная кошка. Это твой величайший долг». И я гордилась им… веками. Потом тысячелетиями. Можете себе представить, каково мне было? Кинжалы против ядовитых зубов. Нападение, оборона. Нескончаемая война во тьме. И змей, и я теряли жизненные силы. Я начала понимать суть замысла Ра: когда-нибудь мы со змеем уничтожим друг друга и мир окажется в безопасности. Только при этом условии Ра мог спокойно удалиться на небо, зная, что Маат не погибнет в хаосе. Я бы выполнила свой долг до конца. У меня не было иного выбора… пока ваши родители…
— …не открыли тебе дорогу к бегству, — досказал я. — И ты согласилась.
Вид у Баст был как у уличной кошки, облитой помоями.
— Я ведь повелительница кошек. У меня много сильных сторон. Но знаешь, Картер, если честно… кошки не отличаются особой храбростью.
— А Ап… твой враг?
— Он остался запертым в пропасти. Мы с вашим отцом в этом убедились. Змей уже значительно ослабел от многовековых сражений со мной. Когда ваша мать своей магической силой запечатала пропасть… она совершила великое магическое действо. Казалось, змей навечно обречен оставаться там. Но с годами нас… стали одолевать сомнения. Если он сумеет вырваться оттуда и восстановить силу, даже не представляю, что тогда будет. И вина в этом — моя.
Я попытался представить змея Апофиса. Порождение хаоса, многократно опаснее Сета. И Баст веками неустанно сражалась с ним. Вся моя злость на нее за утаивание правды прошла. Теперь мне было ее жаль. Она находилась в том же положении, что и мы сейчас. И ей, и нам пришлось взяться за непосильное дело.
— Но почему наши родители освободили тебя? — спросил я. — Что они сказали?
— Я проигрывала битву. Ваш отец сказал мне, что ваша мать… она предвидела страшные события, если змей меня победит. Им пришлось меня выпустить, дать мне время зализать раны. Ваши родители сказали, что это первый шаг к освобождению богов. Я сделала вид, что не понимаю всего их замысла. Меня
