— Не могу. Вы снова... снова что-то сделали со мной. — Эндрю стиснул зубы и постарался не потерять Роберта из виду.
— Заклятие не настолько сильное. Если действительно постараешься, то сможешь освободиться. Давай, я хочу видеть, насколько ты решителен.
Эндрю закрыл глаза, от напряжения лицо его покраснело. Потом он огорченно и раздраженно посмотрел на Роберта, который продолжал медленно ходить вокруг него.
— Не могу! Вы же знаете, что это невозможно! Несправедливо пользоваться колдовской силой, когда у меня ее нет!
— Это не соревнование, — сказал Роберт, продолжая кружить вокруг Эндрю; он внимательно высматривал хоть одну трещину в самообладании мальчика. — Уверяю тебя, если постараешься, то освободишься.
— Но как я могу, раз вы наложили на меня заклятие!
— Значит, ты решил сдаться?
— Вы же не оставите меня здесь на всю жизнь, так какой смысл стараться?
— Ты собираешься ждать, пока я тебя освобожу, и не хочешь освободиться сам и гордиться своим достижением?
— Вы же говорили, что это не соревнование.
— Конечно. Какое может быть соревнование, когда ты со мной не борешься?
— Я же сказал, что не желаю ни с кем бороться!
— В таком случае тебе следует делать то, что я велю, и получить свободу.
Эндрю огорченно вскрикнул и снова напряг все силы, чтобы освободиться; Роберт по-прежнему использовал ровно столько колдовской силы, чтобы Эндрю не мог пошевелиться.
— Это проверка, да? Тут какая-то хитрость, и я должен ее разгадать?
— Нет, никакой хитрости. Ты просто должен приложить усилие.
— Неправда! Как я ни стараюсь, освободиться я не могу! Вы лжете!
— Конечно. Только что такое ложь и что такое истина?
— Откуда мне знать? Да все, что вы до сих пор говорили, может быть ложью!
— Верно. Но в равной мере все мной сказанное может быть правдой. Ты не можешь этого определить, пока сам не убедишься.
— Ах, так это испытание для вас?
— Иди! — рявкнул Роберт, намеренно повысив голос, чтобы заставить мальчика замолчать. — Ты не освободишься, если будешь со мной спорить, не освободишься, если будешь хитрить, не освободишься, если проявишь слабость и готовность сдаться.
— Но... — Эндрю пыхтел от усилий, по лицу его тек пот. — Вес равно ничего не получается! Я не могу пошевелиться!
— Нет, не можешь. — Роберт наклонился и прошептал в ухо Эндрю: — Не можешь, потому что я тебе не позволяю. И как ты себя при этом чувствуешь, а? Ты прав, я тебе лгал. Я могу удерживать тебя, сколько пожелаю, и ничто, что ты мог бы сказать или сделать, этого не изменит. Ты не станешь свободным, пока я не решу тебя отпустить, так что ты мой пленник и совершенно, совершенно бессилен. Так скажи мне, Эндрю: как ты себя чувствуешь?
Эндрю мгновенно перестал бороться. Он молча смотрел на Роберта и не обратил никакого внимания на жест, которым тот его освободил. Напротив, он остался неподвижным, на прежнем месте.
Ветер усилился, он завывал вокруг вершины холма и нес по небу белые облака, за которыми спешили темные тучи, обещая ненастную ночь. Кони, испуганные низко пронесшейся стаей птиц, отбежали в сторону, потом успокоились и принялись снова щипать редкую траву.
— Чего вы хотите от меня? — наконец спросил Эндрю.
— Того же, чего ты хотел от меня, — ответил Роберт. — Я хочу, чтобы ты отпустил меня на свободу.
— Но как?
Роберт твердо посмотрел в глаза Эндрю, заставляя мальчика запомнить сказанное.
— Убей Кенрика и отбери у него корону.
Ветер бил ему в лицо, швырял в глаза волосы, не давал дышать и высушивал влагу на глазах; в конце концов Эндрю зажмурился, пытаясь отгородиться от солнца этого дня, от каждого слова, которое он только что услышал.
Эндрю повернулся спиной к ветру, низко пригнулся, обхватил руками колени и целиком спрятался за кустом вереска; теперь он мог слышать только сухой шелест веточек и глухое эхо прошлого, которого он не мог себе вообразить.
Как мог он не понять, что только случайность его рождения с таким наследием заставляла Мику оставаться рядом, охранять его, обеспечивать безопасность? Что именно в ней заключалась причина того, что Финлей и остальные так настойчиво учили его, пытались разбудить в нем колдовскую силу, сделать его большим, чем он был на самом деле, что даже его мать требовала, чтобы он жил в Мейтленде, когда он так хотел оставаться с ней?
И вот теперь они решили превратить его в одного из себе подобных. Они намерены посадить его в клетку и кормить сырым мясом, чтобы, когда клетка откроется, он с рычанием выскочил из нее, как дикий зверь, которого они и хотят из него сделать.
