Аннабет потрясла головой — все никак не могла поверить тому, что услышала.
— Ты хоть понимаешь, насколько это было опасно?
— У меня не было выбора, — ответил я. — Только так у меня есть шансы против Луки.
— Ты, конечно, имеешь в виду… неуязвимость! Вот почему Лука не умер. Он отправился к Стиксу и… Ах, Лука, Лука. О чем ты думал?
— Ну вот, теперь ты снова начала переживать из-за Луки, — проворчал я.
— Что? — Она посмотрела на меня так, будто я только что свалился из космоса.
— Так, ерунда, — пробормотал я.
Интересно, подумал я, что имел в виду Гермес, когда говорил Аннабет о том шансе спасти Луку, который она не использовала. Она явно что-то недоговаривала. Но в этот момент я был не настроен расспрашивать ее. Меньше всего мне хотелось слушать про ее отношения с Лукой.
— Все дело в том, что он не умер в Стиксе, — сказал я. — И я тоже не умер. Теперь я должен сразиться с ним. Мы должны защитить Олимп.
Аннабет продолжала вглядываться в мое лицо, словно пытаясь понять, изменилось ли в нем что- нибудь после моего купания в Стиксе.
— Ну, кажется, ты в порядке. Моя мать говорила…
— О двадцать третьем плане.
Она порылась в сумочке и вытащила оттуда ноутбук Дедала. Когда она загрузила его, на экране засветился символ «Дельта». Она открыла какие-то файлы и начала читать.
— Вот он, — сказала она. — О боги, сколько всего нам нужно сделать.
— Одно из Дедаловых изобретений?
— Куча изобретений… и притом опасных. Если моя мать хочет, чтобы мы действовали по этому плану, то, вероятно, она считает, что дела обстоят очень плохо. — Аннабет посмотрела на меня. — А как насчет ее послания тебе: «Помни о реках»? Это что значит?
Я потряс головой. Я, как водится, и понятия не имел, в чем смысл божественных посланий. О каких реках я должен был помнить? О Стиксе? О Миссисипи?
В этот момент в тронный зал вбежали братья Стоулл.
— Вы должны это увидеть! — воскликнул Коннор. — Скорее!
Синие огоньки пропали с неба, и поначалу я даже не понял, что имеют в виду Стоуллы. Остальные обитатели лагеря собрались в небольшом парке у подножия горы. Они сгрудились у перил, глядя на Манхэттен. У перил были закреплены такие туристские бинокли — туда можно опустить золотую драхму и посмотреть на город. Ни одного свободного бинокля не осталось — ребята расхватали все до единого.
Я посмотрел вниз. С моего места было видно почти все — Ист-ривер и Гудзон, огибающие Манхэттен, сетка улиц, огни небоскребов, темная лента Центрального парка на севере. Все казалось обычным, но что- то было не так. Я это нутром почувствовал, еще до того как понял, что случилось.
— Я ничего… не слышу, — сказала Аннабет.
В этом-то и дело!
Даже с такой высоты я должен был слышать шум: миллионы спешащих по своим делам людей, тысячи несущихся автомобилей — гул громадного города. Живя в Нью-Йорке, не думаешь об этом, но этот гул всегда присутствует. Даже в разгар ночи Нью-Йорк не бывает тихим.
Но теперь оттуда не доносилось ни звука!
У меня возникло такое чувство, будто оглох мой лучший друг.
— Что они сделали? — Голос мой звучал рассерженно и напряженно. — Что они сделали с моим городом?
Я оттолкнул Майкла Ю от бинокля и приник к окулярам.
На улицах внизу прекратилось движение. Пешеходы лежали на тротуарах или, свернувшись калачиком, у дверей. Никаких следов насилия, разрушения — ничего такого. Создавалось ощущение, будто ньюйоркцы просто решили прекратить все свои занятия и отдохнуть.
— Они что, мертвы? — удивленно спросила Силена.
У меня в животе словно образовался кусок льда. В ушах зазвенела строка пророчества: «Мир погрузится в сон, будто пьяный». Я вспомнил историю Гроувера о его встрече с богом Морфеем в Центральном парке. «Тебе повезло, что я берегу энергию для главного события».
— Они не мертвы, — сказал я. — Морфей погрузил весь Манхэттен в сон. Вторжение началось.
Глава десятая
Я покупаю новых друзей
Одна только Миссис О’Лири чувствовала себя счастливой в спящем городе.
Мы увидели, как она выуживает содержимое из киоска с хот-догами, хозяин которого свернулся калачиком и спал рядом, посасывая большой палец.
Нас ждал Аргус, все его сто глаз были широко открыты. Он не сказал ни слова. Он вообще всегда помалкивает. Я думаю, это потому что у него и на языке глазное яблоко. Но, судя по его лицу, и Аргус пребывал в шоке.
Я рассказал ему о том, что нам удалось узнать на Олимпе. Что боги не кинутся сюда, нам на выручку. Аргус в отвращении закатил глаза, приобретя весьма экзотический видок, потому что все его тело от этого завернулось в спираль.
— Тебе лучше вернуться в лагерь, — сказал я ему. — Охраняй его, сколько хватит сил.
Он ткнул в меня и вопросительно поднял брови.
— Я остаюсь.
Аргус кивнул, словно этот ответ его удовлетворил, потом посмотрел на Аннабет и начертил пальцем круг в воздухе.
— Да, — согласилась Аннабет. — Я думаю, время пришло.
— Для чего? — спросил я.
Аргус вытащил из своего фургона бронзовый щит и передал его Аннабет. Внешне это был щит обычного, стандартного производства — такие круглые щиты мы всегда использовали при захвате флага. Но когда Аннабет положила его на землю, полированная поверхность отразила не окружающие здания и небо, а статую Свободы, которой рядом не было.
— Ух ты! — восхитился я. — Видеощит.
— Одна из идей Дедала, — сказала Аннабет. — Я попросила Бекендорфа — и он сделал его мне некоторое время назад… — Она кинула взгляд на Силену. — В общем, этот щит искривляет солнечный или лунный свет из любой точки мира и создает отражение. Ты в буквальном смысле можешь увидеть любую цель под солнцем или луной, пока на щит падает естественный свет. Смотри.
Мы сгрудились вокруг Аннабет. Она сосредоточилась. Изображение сначала увеличилось и развернулось так стремительно, что голова у меня закружилась. Мы оказались в зверинце Центрального парка, потом переместились по 60-й Восточной улице мимо Блумингдейлса, [10] потом свернули на Третью авеню.
— Ни фига себе! — возвестил Коннор Стоулл. — Дай-ка назад. И теперь увеличение.
— Что? — нервно спросила Аннабет. — Ты видишь силы вторжения?
— Нет, вот тут — кондитерская Диланс. — Коннор ухмыльнулся, взглянув на своего брата. — Братишка, она открыта. И там все спят. Тебе приходят в голову те же мысли, что и мне?
— Коннор! — крикнула Кати Гарднер, нахмурившись. Она говорила таким же тоном, что и ее мать Деметра. — Это серьезно. Ты что, собираешься мародерствовать в кондитерской, когда идет война?!
— Извини, — пробормотал Коннор, но пристыженным он не казался.
Аннабет провела рукой перед щитом, и на нем появилась другая сцена: ФДР-драйв,[11] вид через реку на Лайтхаус-парк.
— Это позволит нам увидеть, что происходит в городе, — пояснила она. — Спасибо, Аргус. Надеюсь,
