Платье было совершенно очаровательно – из похожего на кисею белого льняного полотна, подвернутого, присборенного и отделанного накрахмаленными вставками из кружев поверх рюшей из голубого шелка. Под платьем Мэри была затянута в белый корсет, прикрытый сорочкой из обшитого кружевом белого шелка, на ней были также три шелковые нижние юбки, подолы которых пенились кружевными воланами. Когда она была одета, горничная миссис Джексон причесала ее и завила волосы щипцами, затем уложила локоны колечками поверх ушей, закрепив бантиками из шелковой голубой ленты.
– Ты выглядишь очаровательно, моя милая, – сказала миссис Джексон. – Вот тебе еще белые перчатки и зонтик. Пойди попрощайся с капитаном и с подругами. По-моему, пароход поворачивает к причалу.
– Благослови тебя Бог, дитя, – сказала мисс Диккенс. Она прикоснулась к глазам носовым платком. – Желаю тебе всего самого наилучшего.
– Спасибо вам, мисс Диккенс! – Глаза Мэри тоже увлажнились. Она попрощалась со всеми пассажирами по очереди, а затем разыскала на палубе капитана.
– Мы все будем вспоминать вас, – сказал он. – Было так приятно видеть вас среди пассажиров.
– Прощайте, миссус, – сказала каютная горничная. – На вид вы прямо принцесса.
– Я и чувствую себя принцессой, – ответила Мэри. – Никогда в жизни я не была так счастлива.
Вслед за миссис Джексон она почти бегом спустилась по трапу. Впереди стоял величественный пароход. Флаги развевались по ветру, а каллиопа[1] наигрывала веселую мелодию. На палубе Мэри обернулась и помахала рукой. Темнокожий гигант – ответственный за груз – помахал ей в ответ.
– Прощай, Джошуа! – крикнула она и поспешила вслед за миссис Джексон.
Миссис Джексон дотронулась хрустальной пробочкой флакона с духами до мочек ушей Мэри. Потом она приложилась щекой к щеке девушки.
– Я всегда мечтала иметь дочь, – промурлыкала она, – милую девушку, похожую на тебя, Мэри. Раз у тебя нет родной матери, может, станешь моей доченькой?
Мэри порывисто обняла миссис Джексон.
– Этого я хотела бы больше всего на свете, – прошептала она.
Миссис Джексон поцеловала Мэри в обе щеки, а потом высвободилась из объятий девушки.
– Я очень рада, милая. Нам будет очень хорошо вместе. Ты будешь жить со мной в Новом Орлеане, и мы разыщем твою семью. Но пока мы плывем туда, я научу тебя быть настоящей девушкой-южанкой. Для начала я хочу, чтобы ты звала меня не «миссис Джексон», а «мисс Роза». Роза – имя, данное мне при рождении.
– Мне бы следовало догадаться, – сказала Мэри. – Вы так похожи на розу, такая же розовая и благоуханная.
Миссис Джексон усмехнулась.
– И ты тоже, деточка моя. Самая малость духов способна делать удивительные вещи, а на щечках у тебя такой замечательный естественный румянец. И все-таки нам, наверное, придется втереть совсем крошечку рисовой пудры в лобик и подбородочек, чтобы не так блестели. – Пальцы ее ловко, профессионально двигались.
Мэри полностью отдалась во власть миссис Джексон – ведь ее сердце давно уже было отдано ей.
«Краса Мемфиса» была для Мэри страной чудес. Это был один из новейших пароходов на Миссисипи, и отделке его была свойственна вся роскошь плавучих дворцов, которые составляли славу реки. Каждому пассажиру предоставлялась отдельная каюта с огромной кроватью с пологом на четырех столбиках, занавешенной тончайшей противомоскитной сеткой, под шелковым балдахином с кисточками. Шелковые занавеси украшали большие иллюминаторы, выходящие на широкие, до блеска надраенные палубы. Толстые ковры под ногами казались бархатными.
Кают-компания была футов двести в длину, с ослепительными позолоченными зеркалами, тянувшимися до самого потолка высотой в двадцать футов, газовыми люстрами с хрустальными гирляндами и каскадами сверкающих подвесок. Ужин подавали в восемь вечера; он состоял из семи перемен, подаваемых на серебряных блюдах, и сопровождался пятью сортами вин в красных хрустальных кубках. Черный стюард в белых перчатках стоял за спинкой каждого обитого парчой кресла, подавая пищу и предугадывая любое мыслимое и немыслимое желание пассажира. Мужчины были в вечерних костюмах, рубашки их были украшены жемчугом или драгоценными камнями, женщины сверкали обнаженными плечами и блестками драгоценностей на шее и в ушах. За ужином тихо звучал струнный квартет, а после ужина столы убирали и начинал играть танцевальный оркестр. Дамам не было никакой надобности удаляться. Для джентльменов имелась анфилада кают на верхней палубе – для азартных игр, курения и игры на бильярде.
– Я никогда не танцевала, – призналась Мэри. – Можно я сначала просто посмотрю?
– Конечно, дорогая, – сказала миссис Джексон. – Мы посидим на этом диванчике и понаслаждаемся музыкой. Я устрою, чтобы завтра ты поучилась танцевать с кем-нибудь из офицеров парохода. – Она посмотрела на Мэри с симпатией и одобрением. Плечи и грудь Мэри прикрывала кружевная косынка. В вечернем платье, подаренном миссис Джексон, она чувствовала себя чересчур обнаженной.
Три дня спустя на ней было розовое муслиновое платье с огромными дутыми рукавами, которые начинались у самых кончиков ее плеч. Ножки ее топали в такт музыке, постоянно готовые танцевать. Мисс Роза учила ее, как стать настоящей новоорлеанской молодой дамой. Мэри теребила черный кружевной веер, которым она научилась пользоваться, прикрывая краску смущения, и чувствовала себя чрезвычайно светской дамой.
В другом конце зала мужчина побился со своим другом об заклад на сто долларов, что тот не сможет заполучить крошку в розовом на танец.
Его друг отказался спорить.
– Я знаю, какими драконами бывают мамаши у всех девиц младше семидесяти. Кроме того, невинные девы вызывают у меня тоску, а эта совсем уж зелененькая. Я бы уж скорей попробовал с мамашей, но и та, видно, не простая штучка.
