точно языческие жрицы, что несут подношения лидийскому царю Крезу. Иногда солнечные лучи ловили золото, и яркие солнечные зайчики брызгами осыпали мост, поражая взгляды таких же, как я, наблюдателей.
— Слишком много красивых женщин?
Цирюльник забавлялся.
— Я не привык… Я приехал из Парижа, где все какое-то серое…
— Я знавал Париж. Прожил там три года. Но я очень
Большего и не требовалось для начала сердечной болтовни, и если существует профессия, где беседа завязывается легче легкого, то это профессия цирюльника. Вряд ли было такое, чего он не знал о Флоренции. Он говорил, говорил и говорил. А я позволял ему говорить. Я слушал его, не слушая.
Я сидел на берегу Арно и наслаждался, глядя, как мимо вниз по течению проходят тяжело нагруженные торговые суда. На одном был водружен огромный флаг: черная волчица, защищающая Ромула и Рема. Такой герб я видел в письме Изабеллы.
— Красиво. Это корабль судовладельца N.?
Цирюльник подтвердил и сделал заключение, что я прибыл сюда по делам. Я не стал его разубеждать. Он взмахнул бритвой и ладонью попробовал лезвие.
— Торговля? — спросил он, прикоснувшись к моей шее.
— Что-то в этом роде, — осторожно ответил я.
— Если разыскиваете хорошее судно, найдете именно у него.
— Он один такой во всей Тоскане?
— Нет! Вот еще, например…
Он сообщил мне имена еще трех судовладельцев. Чтобы разузнать о человеке, есть ли способ лучше, чем осведомиться у его конкурентов?
— Кто из них самый сильный?
Цирюльник потупил глаза:
— Пьетро Марончелли…
— А самый опасный?..
— Спасибо.
—
Улица Строцци, где находилась контора судовладельца Андреа Коррьелли, располагалась недалеко от площади Синьориа, в двухстах шагах от Арно. Дверь выглядела неприветливо.
Что делать — стучать или звонить? Кто-то толкнул меня в спину, желая войти. Я тоже вошел, поскольку меня торопили.
Я словно попал в пчелиный улей. Все внутри жестикулировало, кричало и воняло. Отсутствие света не проясняло картины.
Я видел какую-то кишащую массу. Лишь некоторое время спустя мои глаза наконец привыкли к полумраку.
Тридцать человек переругивались над чередой чемоданов, тюков, деревянных или железных ящиков, разорванных сумок и животных, среди которых я заметил даже попугая с Карибских островов, который добавлял свои крики к общей какофонии. В другом конце помещения находилась дверь во дворик, заляпанный жиром, заполненный тележками, в которые запрягали ослов. Тележки нагружали, и это не походило на праздник.
Ко мне подошел какой-то горбун. Виду него был угрожающий. Я крикнул:
— Андреа Коррьелли!
Горбун указал мне на лестницу слева. Вежливо поблагодарив, я направился туда. Кажется, несколько крыс пробежало у меня прямо по ногам. В глубине темного коридора я нашел дверь в кабинет Андреа Коррьелли. Я постучал. Какой-то гигант открыл мне. Он сморщил лоб. Одной рукой он мог бы раздробить мне череп.
— Я ищу судовладельца, — сказал я по-французски.
Он состроил гримасу:
— Вы нашли правильную дверь.
Он сильно грассировал. Голос его был ужасен. Он предложил мне стакан граппы.
— Вы сказали, судовладельца?
Я тотчас же начал сочинять: мол, я для своих друзей должен составить список итальянских судовладельцев, которые способны доставить груз определенного свойства.
— Речь идет о древностях? — переспросил он.
Кажется, он заинтересовался, и я мог без труда описать ему то, что собирался привезти из Азии, Египта или Греции. Поэтому я сказал:
— Да, древности для богатых коллекционеров, которые требуют гарантии полной конфиденциальности — за хорошую плату, разумеется.
Коррьелли пихнул локтем документы, наваленные у него на столе:
— Это правило нашей фирмы. Если бы вы только знали, сколько всего мне пришлось позабыть…
— Вот поэтому я и здесь. В ваших конкурентах я что-то не очень уверен… Они немного… Короче, я в них сомневаюсь.
— С кем вы уже виделись? — поинтересовался Коррьелли.
— Ни с кем, но я думал о судовладельце N.
Его губы побледнели, и он так сильно сжал кулаки, что побелели костяшки.
— Для подобного рода… торговли я вам его не советую.
Подобное предостережение я воспринял как доказательство серьезности и порядочности судовладельца N. К этому Андреа Коррьелли добавил:
— Вы сами и ваши клиенты, вы очень сильно рискуете…
— Отчего же? — по-прежнему нейтрально спросил я.
— Давайте представим, что ваши коллекционеры интересуются сокровищами Церкви.
— Господин Коррьелли!
— Я же сказал, давайте только представим. Я же не подозреваю их ни в чем таком…
— Продолжайте…
— А знаете ли вы, что синьорина Изабелла, дочь судовладельца, — шпионка Ватикана? Представьте себе все опасности, которым вы подвергнетесь, если вдруг узнают, что… Если узнают! Если это касается имущества Церкви… Но хорошо!
Это всего лишь гипотеза, ведь вы не какой-нибудь там спекулянт…
— Благодарю вас, господин Коррьелли.
— И что?
— Я с вами свяжусь.
— Адрес?.. Имя?
— Разве я не говорил о конфиденциальности?
— Я уже обо всем забыл.
Он пожал мне руку. Мне показалось, что в этом рукопожатии остались три фаланги моих пальцев. Но игра стоила свеч.
Ватикан… Изабелла N. — шпионка Ватикана!
Выйдя от судовладельца Коррьелли, я вновь увидел солнце. В нем я заметил улыбку Орфея. «Не предупреждал ли я, что надо остерегаться? — сказал он мне. — Ты еще помнишь тревожные слова дона Рафаэля и аббата де Терсана, двух представителей церкви? А что скажешь об угрозах, на которые жаловался Шампольон?» Я же пустил все на самотек.
Вдобавок я думал о том, что рассказал мне Сегир о Наполеоне. Должен ли я установить связь между Изабеллой, шпионкой Ватикана, и разговором, в котором обсуждалась божественная власть фараонов? Разум советовал мне умерить отвагу… Возможно, донос был несправедливый, просто чтобы навредить
