— Ну ты и гад, папочка, — хихикает Кейт.
Серьезный Савл отрывается от книги и говорит:
— Так меня ведь тогда еще на свете не было.
— А в котором часу отходил поезд на Торонто? — в сотый раз задает все тот же вопрос Майкл.
— Около десяти часов, — отвечает Мириам.
— Если хоккей заканчивался, скажем, в десять тридцать, а поезд отходил приблизительно в десять, то я не понимаю, как…
— Майкл, мы ведь это уже выясняли. Наверное, отправление задержали.
— И ты заставила его слезть в…
— Я все-таки не могу понять, как…
— Ну я же еще не закончила предложение, — начинает уже обижаться Кейт.
— Ах, ну какая же ты зануда, Кейт!
— Ты будешь говорить, когда я дойду до конца предложения. И ты заставила его слезть на станции Монреаль-Вест. Точка.
— А на самом деле она втайне обиделась, что я не поехал с ней до Торонто.
— Здрасьте! Это же была его свадьба.
— Он был пьяный, — говорит Савл.
— Папочка, это правда? Вопросительный знак.
— Разумеется, нет.
— Но это ведь правда, разве нет? — что ты не мог удержаться и все время глазел на нее, запятая, несмотря на то, что это была твоя свадьба. Точка.
— Он даже танцевать меня ни разу не пригласил.
— Мамочка думала, что он просто немного чокнутый. Точка.
— Если ты непрестанно глазел на нее, скажи тогда, в чем она была одета.
— А в таком многослойном шифоновом платье с одним голым плечом. Ха. Ха. Ха.
— А это правда, запятая, что, когда он в первый раз пригласил тебя на ланч, он обтошнился по всей комнате, вопросительный знак.
— Лично я родился еще только через три года.
— Ага, удивительное дело, и почему этот день до сих пор не объявлен всенародным праздником! Как день рождения королевы Виктории.
— Дети, я вас умоляю!
— И ты пошла с ним в его номер в гостинице на первом же свидании? Вопросительный знак. Постыдилась бы. Точка.
— Мама у папы третья жена, — констатирует Майкл, — но дети у него только мы.
— Ты так в этом уверен? — спрашиваю я.
— Папочка! — возмущается Кейт.
— А я сделала укладку, надела новое сексуальное платье, а…
— Мамочка!
— …а он даже не сказал мне, что я потрясающе выгляжу.
— А потом что?
— Потом они пили шампанское.
— А первая папина жена сделалась знаменитой и…
— Про это мы уже слышали.
— …это она нарисовала тот гадкий рисунок пером. Точка.
— А теперь он стоит кучу денег, — говорит Майкл.
— Ну надо же, — вставляет Савл.
— Да, как-то это не очень романтично, — потешается Кейт, — когда твой кавалер на первом свидании весь обтошнится.
— По правде говоря, я страшно боялся произвести на вашу мать плохое впечатление.
— И как?
— Это уж пусть она ответит.
— Во всяком случае, он проявил оригинальность. Уж этого у вашего папочки не отнять.
— Стало быть, вы разговаривали, гуляли, — продолжает Кейт, —
— Не обязательно вам все знать, — поджимает губы Мириам, и я вижу, как у нее на щеке опять проступает ямочка.
— Ну коне-ечно. По-моему, мы уже достаточно взрослые.
— А помните, — оживляется Кейт, — как мы все ездили в Торонто на машине, и…
— На «тойоте».
— Вообще-то она была «вольво универсал».
— Ну-ка, вы оба, перестаньте меня перебивать. Так вот, когда мы проезжали мимо одного большущего дома…
— Где мама когда-то жила.
— …папа на тебя этак со значением глянул, и у тебя щеки стали красными, как помидоры, и ты к нему прижалась и поцеловала его.
— Ну, должны же у нас быть какие-то свои секреты! — говорю я.
— Когда мама жила в том доме, папа был все еще женат на той толстой женщине, — говорит Кейт, надувает щеки и, животом вперед, ковыляя, идет по комнате.
— Ну, хватит. Кроме того, она тогда не была толстой.
— Мама говорит, что и ты тоже не был.
— Ну я же стараюсь, держу диету.
— Мы не хотим, чтобы с тобой случился инфаркт, папочка.
— А меня волнует не столько копченое мясо, сколько твои сигары.
— А правда, что маме на следующее утро пришлось оплачивать твой счет в «Парк-Плазе»?
— Я забыл тогда свои кредитные карточки в Монреале, а в лицо меня в те дни там никто еще не знал. Боже мой, неужто для вас нет ничего святого?
— Да-а, тебе и правда повезло, что она вышла за тебя!
— Нехорошо так говорить, — вступается за меня Кейт.
— Точка или запятая? Ты не сказала.
— Папочка у нас хороший.
— Я пошла в «Парк-Плазу» встретиться с ним за завтраком, — говорит Мириам, — а там у стойки регистрации тарарам какой-то, все глазеют, и конечно же это из-за вашего папочки. Он не взял с собой ни чековой книжки, ни каких-либо документов, а виноват в этом был, естественно, клерк-регистратор. Вышел менеджер, уже замахал руками, подзывая охрану, но тут вмешалась я, предложив свою кредитную карту. Но клерк был в ярости. «Мы, — говорит, — примем вашу карту, мисс Гринберг, но пусть сперва мистер Панофски извинится передо мной за то, что обзывал меня грязными словами, которые я даже повторить не могу». А ваш отец говорит: «Да всего-то и назвал его мудаком, типичным для Торонто, — что делать, я всегда склонен преуменьшать». А я говорю: «Барни, я требую, чтобы ты сейчас же извинился перед этим джентльменом!» Ваш отец, в обычной его манере, закусил губу, поскреб в затылке и говорит: «Раз она так хочет, я извиняюсь, но в душе остаюсь при своем мнении». Клерк аж крякнул. «Я приму кредитную карту мисс Гринберг, чтобы избавить ее от продолжения этой постыдной сцены». Ваш отец едва не набросился на него, но я оттащила. «Я весьма вам признательна», — сказала я клерку. Нам, естественно, пришлось идти завтракать в другое место, и ваш отец всю дорогу кипятился. А сейчас, если не возражаете, я должна начинать одеваться, а то опоздаю.
— А куда ты идешь?
— Блэр Хоппер делает доклад «Мир Генри Джеймса» в Макгиллском университете, он не забывает о нас и поэтому прислал два билета.
— А ты, папа? Неужели тоже пойдешь?
— Нет, он, разумеется, не пойдет. Майкл, может, ты со мной сходишь?
