он не в настроении, и не спрашивала о причинах. За время долгой супружеской жизни она научилась понимать своего Филиппыча по одному его взгляду. Знала, что скоро отойдет и сам расскажет, что произошло.
А Шепелюк после беседы с чекистами сильно переживал за Оксану. Его предупредили, чтобы он никому, в том числе и домашним, не говорил о состоявшейся беседе в управлении КГБ. И тем не менее надо было как-то предупредить дочь.
Оксана тоже вернулась не в духе. Сразу прошла к отцу в комнату. А через минуту Петр Филиппович позвал жену из кухни:
— Варвара, зайди на совет.
— Что случилось? — вытирая руки о фартук, спросила Варвара Федосеевна. В комнате она застала немую сцену, Оксана стояла перед отцом с опущенной головой.
— Я институтов не кончал, — заявил глава семейства, — дипломатничать не умею, секретов от вас у меня нет, так что говорю прямо: чтобы ноги этого шалопая больше в нашем доме не было. Ясно?
— Чего уж ясней, — вздохнула Оксана. Она привыкла безоговорочно слушаться родителей, и никаких возражений у нее против сегодняшнего запрета тоже не было. Тем более что Эдик ей нисколько не нравился. Она и сама пожалела, что привела его на квартиру и познакомила с родителями. Но как было отказать... Могла, конечно, посоветовать идти прямо в бригаду и там с отцом обговорить все дела с устройством на работу. Могла, а вот промашку сделала — привела домой...
Откуда было знать девушке, что менять свое место за стойкой бара на работу портового грузчика Вартанов не собирался, что ему непременно требовалось познакомиться с Шепелюком, войти к нему в доверие и прикинуть, способен ли отец Оксаны пойти на то, чтобы «не заметить» операцию по перемещению контрабандных товаров при обработке судна «Амалия». А сделать это сподручнее всего было именно в квартире Шепелюков, в непринужденной домашней обстановке.
— Папа, извини, пожалуйста. Я ведь не знала, что так получится. Говорил, что хочет поработать в бригаде...
— Работничек... — ворчал Петр Филиппович. — Надо подальше от таких. В общем, будь поразборчивее в знакомствах.
31
Аринина пригласили на беседу в управление КГБ после того, как «Бейсуг» возвратился из рейса и в пароходстве стало известно о происшествии в иностранном порту, случившемся с радистом.
Генерал Гаевой и полковник Шахтанин с интересом слушали его неторопливый обстоятельный рассказ о Чукрине и Фишмане, отмечая про себя тонкую наблюдательность и завидную память врача. Контрразведчики внимательно проследили действия радиста, сопоставляя их с другими, поступившими к ним ранее сведениями о провокации, о поведении Чукрина дома и за границей и его связях с местными фарцовщиками. В управлении уже знали, что Чукрин перед рейсом встречался с Вартановым, а после плавания между ними разыгрался скандал, который грозил перерасти в драку, причем бармен требовал выплатить ему неустойку.
Из всего этого Шахтанин делал обоснованный вывод, что между двумя дельцами была заключена сделка и что радист находится в долгу перед Вартановым.
— Григорий Павлович, как по-вашему, Чукрин способен на предательство? — спросил генерал.
Аринин после небольшой паузы с уверенностью заявил, что радист склонен разве только к мелкой фарцовке, а на предательство не пойдет. В подтверждение этой мысли он сослался на то, что в полиции Чукрин, видимо, не скис, сопротивлялся, так как его допрос затянулся до утра.
— Полиция не смогла скрыть задержание Чукрина, — сказал Николай Васильевич генералу, — а это большой прокол в задуманной ими провокации. Где у них гарантия, что радист нам не расскажет обо всех своих перипетиях, о взаимоотношениях с лавочником Яшей? А то, что эти взаимоотношения были нечистыми, вытекает из наблюдений Григория Павловича.
— Я в этом уверен, — подтвердил врач.
— Итак, что же нам остается?.. — Алексей Иванович задержал взгляд на Аринине.
— Думаю, что Чукрин все расскажет, — высказал свое мнение врач. — Он относится к тому типу людей, которые сначала напакостят, а потом ужасаются тому, что натворили.
— Просьба к вам, Григорий Павлович: как только увидите радиста — посоветуйте ему зайти к нам и обо всем чистосердечно рассказать.
— Хорошо.
— Это первое. Второе: в очередной рейс он не идет. К удовольствию капитана, списался сам.
— Еще бы, — заметил Шахтанин. — Вынужден списаться. Запутался — и в кусты.
— Не исключаем также, — продолжал генерал, — что Фишман или кто-нибудь другой будут наводить о нем справки. Что, мол, случилось, почему остался дома? Если до этого дойдет, скажите, что заболел, выздоровеет — явится. Можете даже привет от него передать.
Григорий Павлович обещал все сделать, как ему было сказано. Прощаясь, генерал поблагодарил его и попросил позвонить, если к нему наведается Чукрин.
— Так что у нас есть о Фишмане? — спросил генерал Николая Васильевича после ухода Аринина.
Полковник сообщил.
...Фишман, Яков Абрамович. До того, как в 1975 году эмигрировал из СССР в Израиль, занимался фотографией на одесском рынке. Зазывал любителей покрасоваться в фанерном самолете на фоне зеленых облаков или в черкеске с кинжалом и газырями, а то и верхом на деревянном рысаке.
Кроме того, подрабатывал в оркестре на похоронах, играя на трубе или на барабане. Оркестр состоял из четырех человек. Помощникам Шахтанина удалось двоих разыскать и побеседовать.
Но главным занятием Фишмана была спекуляция дефицитными товарами, которые он доставал у своих многочисленных «приятелей» на базах.
В 1971 году судим за спекуляцию. Возвратившись из заключения, разыскал каких-то родственников в Израиле, те прислали ему вызов, и он уехал к ним. В Израиле долго не задержался, перекочевал в Австралию, жил в Канаде и в США. Потом обосновался в Италии и открыл свою лавочку поблизости от порта.
— Фишман, разумеется, осведомлен о жизни в СССР, — говорил Николай Васильевич, — охотно вступает в контакты с советскими моряками. Болтлив. Старается показать себя своим человеком. Трусоват, угодлив и назойлив. По-прежнему увлекается фотографией. Любит прихвастнуть своей материальной обеспеченностью, располагает деньгами. Открытых антисоветских выпадов при общении с нашими людьми не допускает, но всегда себе на уме, что-нибудь подсовывает в своем магазине, вроде пластинок с записью эмигрантских песенок. Специализируется в основном на скупке советской валюты. Связан с меняльными конторами. Торгует в своем магазине только на советские рубли и нередко по заниженным ценам.
— Хорошо. Это, так сказать, его официальная вывеска, как и у многих других владельцев «русских» магазинов в иностранных портах. А что он делает, прикрываясь этой вывеской?
— Многие торгаши такого пошиба сбывают залежалую антисоветчину и выполняют заказы спецслужб, то есть не только скупают советскую валюту по курсу «черного рынка», но и пытаются выуживать у советских моряков, вроде Чукрина, различные сведения шпионского характера, занимаются активным изучением наших граждан, посещающих их лавочки, организуют провокации и наводят разведку на клиентов, замешанных в спекулятивных сделках за рубежом. Одним словом, на подхвате у своих хозяев.
Выслушав полковника, генерал сказал:
— А ведь Фишман и в самом деле боится, что затеянная с его участием провокация в отношении Чукрина может скомпрометировать его и придется ему закрыть свою лавчонку. Нам надо это иметь в виду. Он может кое-что рассказать дополнительно. Да и разоблачить его следует как агента спецслужб, чтобы он больше не занимался грязными делами и чтобы наши люди знали его истинное лицо.
Генерал и полковник еще долго обсуждали непростую задачу по ограждению советских людей от
