посылают пополнение к бандитам.
— С каким заданием пожаловал?
— Связаться с полковником Бересневым.
— Где?
— В станице Ханской под Майкопом.
— Зачем?
— Передать ему, что посылали к нему из Константинополя связь, ждут от него информацию, обеспокоены его молчанием.
— Лично знаешь Береснева?
— Не знаю.
— Значит, пароль дали?
— Да. «Я из Поти от Павла, хочу видеть Павла».
— Нашел Береснева?
— Нет.
— С кем должен был поддерживать связь?
— С полковником Бересневым.
— Но его же не нашел. Что дальше?
О Рутецком-Белове Мацков пока умалчивал, хотя и предпринимал попытки связаться с этим бандитским главарем после того, как не удалось найти Береснева.
— Откровенно, я обрадовался, что не встретился с Бересневым. Меньше риска попасть в руки ЧК.
— Это потом, — перебил его Крикун. — Дальше...
— Я отправил связь в Константинополь о том, что Береснева не нашел.
— А другие задания?
— Доносил, что выполняю. А что я еще мог доложить?
— Потом все расскажешь, что и как выполнял. А сейчас — что за связь отправил в Константинополь?
— В Константинополе Намитоков меня обучил шифрам. В их основе — первая и пятая главы «Евгения Онегина» и стихотворение «Утопленник». Эти вещи я знаю наизусть, нетрудно их достать и они не вызвали бы никаких подозрений, если бы их кто-то увидел у меня. Зашифрованный текст записывался в виде дроби.
— Через кого отправил зашифрованное донесение?
— Я отослал в Батум, директору гимназии Кикнадзе, а он, видимо, должен направить дальше, как я полагаю, через курьера на иностранных судах.
— Береснев тоже в этот адрес направлял сообщения?
— Не могу знать. Я должен был ему передать, чтобы он позаботился о собственной связи через Новороссийск и Туапсе.
Гуляев листал потрепанную книгу — пятый том полного собрания сочинений Леонида Андреева, изъятую у Мацкова при обыске, пробегал страницы, искал пометки, закладки...
— Тоже для зашифровки? — спросил он, кивая на книгу.
— Нет, это мы с Ольгой Петровной на досуге «Сашку Жигулева» читали.
— Когда же ты успел найти Ольгу? — поинтересовался Крикун.
— С ней я встречался еще до отъезда за границу, когда разыскивал Феськова. Она его родственница.
— Зачем понадобился тебе Феськов?
— Генерал Букретов приказал мне найти Феськова и поступить в его распоряжение.
— Нашел?
— К тому времени он был уже арестован.
— Кто тебе сказал?
— Ольга Петровна.
Крикун и Гуляев переглянулись. Мацков пожалел, что назвал жену, насторожился, предчувствуя, что с ней будет разговор.
— Ольгу Петровну вы не трогайте, — сказал он угрожающе, изображая из себя заступника слабого пола. — Она женщина горькой судьбы. Первый муж умер от туберкулеза, и я не жилец. Она ничего не знает.
— Какие еще получил задания? — продолжал допрос Крикун.
— Я сказал все.
— Так уж и все? Купил мельницу, потом лесопилку. Зачем они тебе понадобились? Карася нанял в батраки и убрал, а жинка его плаче. По ночам в Павловской засиживался с бывшими офицерами. Яки таки дела решали? Давай рассказывай.
Мацков уходил от ответов на эти вопросы, пытаясь все свести к тому, что время убивали за игрой в карты. Крикун не соглашался с ним, намекая на то, что все участники сборищ известны и играть в карты можно было с открытыми дверями, вместе с хозяйкой. Это заставило Мацкова-Кривенко заговорить о том, что реально действующих подпольных групп, которые предлагалось организовать, ему создать не удалось, хотя разговор об этом он вел.
Что касается мельницы, то купил ее с компаньоном, чтобы как-то прокормиться в тяжелое голодное время, но не смог объяснить, откуда взял деньги на покупку, и очень неохотно говорил о Карасе. Из показаний выходило, что послал он Карася продать муку и тот больше не вернулся.
— Куда послал Карася? — снова спросил Крикун, нащупав уязвимое место в показаниях Мацкова.
— Я сказал.
— А сам чего смотался из Павловской? Ото, Карась рассказал, шо был в ЧК, и вы его решили убрать, шоб не узнали, кому муку носыв. Так?
— Зачем спрашиваете, если все знаете? — нервничал Мацков.
— Значит, так, — подвел итог первому допросу Крикун, — приехал к нам тайком под другой фамилией, с револьвером в кармане (понятно, чтоб стрелять большевиков и всех, кто попадется на дороге), смутой заражать казаков, подбивать их против пролетарской власти, бандитам помогать и сообщать шифром своим господам-буржуям за границу. На первый раз хватит. Подписывай протокол.
Чекистам предстояла большая и нелегкая работа по расследованию дела Мацкова-Зимина-Кривенко, но главное уже было сделано — тот неизвестный, который, выполняя задания контрреволюции, мог причинить много зла на кубанской земле, был обезврежен.
Все реже и реже на горных тропах и в плавнях раздавались бандитские выстрелы, разносившиеся тревожным эхом в округе.
В станицах и на хуторах уже не полыхали по ночам пожары, не рыскали с обрезами бандиты, установилась тишина. Станичники пахали поля, сеяли и убирали урожай без винтовок за плечами. Все реже к ним наведывались чекисты, жившие все эти годы напряженными, полными самоотверженности буднями борьбы с теми, кто посягал на завоевания Великого Октября. Врагов настигло неотвратимое возмездие.
«Вчера, 17 апреля 1923 года, — сообщала газета «Правда», — военная коллегия Верховного Суда начала слушание, в открытом заседании дела о 15 белогвардейцах, ведших ожесточенную борьбу с Советской властью.
Начало «операций» подсудимых относится к двадцатому году, когда после разгрома деникинской армии на Кубани и подавления восстания генерала Фостикова остатки их армии скрылись в лесах Кубанской области и положили начало бандитизму. Отдельные бандиты объединялись под командой офицеров бывшей царской армии и совершали налеты на населенные пункты Кубанской области; грабили и убивали представителей Советской власти. Одним из организаторов таких банд, особенно проявивших себя ожесточенностью, был бывший полковник Рутецкий-Белов, скрывавшийся в лесах, чтобы не регистрироваться в числе военных специалистов. Около трех лет Белов скрывался в лесах, принеся
