– Вовсе нет, – качнувшись вперед, я подхватил костыль прежде, чем эльф успел убрать его за пределы моей досягаемости. – Видишь его?
– Вижу, а чем дело?
– Смотри внимательно, потому что, – я попытался как можно точнее скопировать интонацию известного барда, – “видишь ты его в последний раз”!
– Сева!
– Поздно, барышня, – заметил я, проследив за траекторией полета костыля, завершившейся, как я и планировал, в гостеприимно распахнутом зеве мусорника в пяти саженях от нашей скамейки. – Прокомпостировали.
– Позволь осведомиться, – холодно произнес эльф, – таскать меня на шее будешь лично ты, или возложишь эту неприятную обязанность на кого-либо другого?
– Ну почему же неприятную? – удивился я. – Ты слишком низкого о себе мнения, мой друг. Думаю, наши дамы с радостью согласятся заменить тебе эту холодную железяку. Не так ли?
– Разумеется. – К моему удивлению, первой по достоинству оценила мою идею не Марина, а её тихоня- сестра. – Что может быть естественней девушки, прогуливающейся под руку с эльфом?
– Но вам же будет тяжело, – попытался было протестовать Шар.
– Вовсе нет, – парировала девушка. – Вы, эльфы, легче человека, не так ли? Как там древние греки говорили – “легкокостные лучники, стрелы метавшие в толпы свирепых ахейцев…”? И уж точно вы легче того дивана, который мы вдвоем – помнишь, Мариш? – затащили к себе на этаж без всякой посторонней помощи.
– К тому же, – добавила Марина, – мы будем меняться.
– Вот и договорились, – игнорируя протестующее восклицание эльфа, заключил я. – Теперь вы, брат Зорин…
– Полагаю, – задумчиво сказал благочинный, – я могу ограничиться снятием форменного кафтана. – Он встал со скамейки и принялся неторопливо расстегивать крючки. Можно было понять его неохоту: оборотню только что пришлось пережить несколько исключительно неприятных минут, пока он торопливо одевался в подъезде, а мы караулили случайных прохожих. Кроме того, я не дал ему перегрызть глотку таксисту, который не хотел брать на ковер собаку, а это не способствует хорошему настроению. – Благо сегодняшняя погода позволяет. А без формы меня навряд ли сумеют узнать три четверти моих собственных знакомых. Не считая, разумеется, сослуживцев.
– Почему “не считая”? – спросил я.
– Умение запоминать физиономические особенности разыскиваемого, – пояснил Зорин, – входит в требуемые от нас профессиональные навыки.
– Допустим, – я скептически оглядел синюю рубашку благочинного, на мой профессиональный взгляд не менее форменную, чем кафтан, но решил придержать свои комментарии до лучших времен. В смысле – до ближайшего магазина готового платья.
– Еще один выдающийся… э-э… часть нашего дружного коллектива…
– Мяв!
– Правильно! Именно ты!
– Мяур! – подтвердил Македонский, зевнул, продемонстрировав всем желающим белоснежно- сверкающие клыки и, отвернувшись от меня, принялся сосредоточенно наблюдать за прогуливающейся около соседней скамейки парой голубей.
– Не представляю, как можно замаскировать такого зверя, – призналась Арина. – Разве что сделать его невидимым.
– Как раз этим мы вернее всего привлечем к себе внимание, – возразил Зорин. – Сейчас детекторы заклинаний висят на входе в каждую лавку…
– У нас, – вставил Шар, – не висели. Мы доверяли своим покупателям.
– В каждую хоть немного уважающую себя лавку, – продолжил Зорин. – Не говоря уже об античарных амулетах на патрульных коврах… да что там, любой маг средней руки…
– Хватит, хватит, – прервал я тираду брата благочинного. – Конечно же, вы правы. Но кто вам сказал, что для того, чтобы сделать кота невидимым, надо обязательно использовать магию?
– Вы знаете другой способ?
– Знаю, – кивнул я. – Да и вы знаете, только пока еще об этом не догадываетесь.
– Ну-ну, – неопределенно произнес Зорин.
– Кстати, – спохватился я, – у кого из нас самый разборчивый почерк?
– У меня, – сказал Зорин, заставив начавшего было открывать рот для произнесения очередной напевной фразы Шара замереть с забавной полуулыбкой на лице. – Я, как-никак, начертатель. Да и на службе… начальство, знаете ли, предпочитает, дабы протоколы были удобочитаемы, а пишущая машинка – одна на весь отдел, да и то… была.
– Значит, – резюмировал я, – вы и будете писать список покупок?
– Каких покупок?
– Необходимых, – отрезал я. – За которыми после пойдете с Ариной, в то время, пока Шар, Марина и Александр будут изображать на этой скамейке скучающую пару с домашним любимцем в придачу.
– А ты чем в это время будешь заниматься? – с подозрением осведомился эльф.
– Я, – тоскливый вздох, выданный мной, привел бы в восторг моего репетитора по актерскому мастерству – ибо был на девять десятых искренним. – Пойду совершать насилие… как только наши дамы сообщат мне координаты ближайшей парикмахерской.
Над кем я собираюсь совершить акт насилия, уточнять никто не пожелал, решив, по все видимости, не отягощать душу грехом недоносительства. Правда, в данном конкретном случае им ничего не угрожало, ибо насилие я собирался совершать над собой. Точнее – над своей внешностью.
– Как стричь будем? – спросила парикмахерша, – высокая блондинка, чьи ухоженные локоны, без сомнения, служили самой лучшей рекламой заведения – заворачивая меня во вкусно хрустящее покрывало. – Коротко, полубокс?
– А скажите, – стоило мне положить руки на подлокотники, как по лицу начал немедленно путешествовать зуд – от шеи справа вверх к уху и дальше в сторону подбородка. – Можно из моей шевелюры изобразить что-нибудь эдакое… курчавое? Как у юного Пушкина?
– Вы серьезно? – удивленно осведомилась у моего отражения девушка.
– Угу. Можно ведь?
– Ну, – неуверенно сказала парикмахерша, – Я могу попробовать сделать что-нибудь в стиле афро. Правда, придется использовать алхимию…
– Нормалек, – довольно кивнул я. – Валяйте. Хай пацаны пасти поразевают.
Блондинка вздохнула и, сокрушенно качнув напоследок головой, принялась за работу. Я зажмурился. Ну, алхимия – не магия, должна на мою колдоустойчивую шевелюру подействовать…
– Готово.
Я осторожно поднял правое веко. Затем левое.
Что ж, это был еще не самый худший вариант из тех, что проплывали перед моим внутренним взором за последние минуты. Не самый… но один из них.
– Во! – Чтобы издать этот радостный возглас, мне пришлось очень старательно разжимать кривящиеся губы. – Шо надо! Сколько?
– Семьдесят два рубля, – оттарабанила парикмахерша.
– Держите без сдачи. – Улыбка выходила более-менее натуральная, только вот уголок рта как-то нехорошо подергивался. – Да, это… у вас тут типа почта где?
– За углом. Почта и междугородка.
– Угу. Самое то.
Мне повезло. Кабинка междугородней связи пустовала, хотя, как я помнил, обычно к ней выстраивалась очередь голов из трех минимум. Впрочем, последнее мое воспоминание относилось чуть ли не к строечным временам.
В кабинке я секунд двадцать тупо пялился в зеркало, с трудом удерживаясь от того, чтобы не раздолбать изображение чем-нибудь тупым и тяжелым – собственным лобешником, например. Потом
