Я уже готов был согласиться с ним. Умом я понимал, что это погибель, что клыки кровососа вот-вот вопьются в мою шею, но власть гипнотически сияющих глаз была сильней воли. Но последние слова Кормильцева разрушили наваждение.
– У Ада нет никакой власти, – произнес я раздельно и четко. Пальцы мои, не встречая сопротивления, дотянулись до ладанки, и стиснули крепко, будто надежную опору. – Всю силу мы даем ему сами.
Упырь соскочил с подоконника. Ветер поднялся вновь, и черный плащ забился за плечами Кормильцева, словно тот и впрямь отрастил нетопырьи крылья.
– Уходи, – велел я, и голос был будто чужой. – Убирайся прочь, исчадие мрака, и не тревожь больше сей дом!
Серов, освобожденный от власти заклятья, вскинул было оружие, но вампир уже сгинул, исчез в тот самый миг, когда я отвел глаза на долю мгновения. Только хлопали створки распахнутого настежь окна.
В комнату заглянул Македонский.
– Мр-р? – вопросительно мявкнул он, потом принюхался и зашипел.
– Опоздал ты, брат, – меланхолически заметил Невидимка. – Представление закончилось.
Кот подозрительно покосился на него, потом все-таки подошел к окну, сиганул на подоконник и, переминаясь с лапы на лапу, долго обнюхивал место, где сидел упырь.
– Так в чем он наврал? – спросил Серов, убирая оружие.
– Во всем, – ответил я. – В его байке не сходятся концы с концами. Городницкий не может его шантажировать без дневника. Да вообще – не было никакой нужды посвящать его в дело. Сообщить куда следует перед самой акцией, пригнать газетеров… А между тем инквизитор был замешан с самого начала. Действительные цели Упыря гораздо сложнее. – “И страшнее, – прибавил я про себя, – если пламя ада в его глазах о чем-то говорит”.
Но обсудить подробнее мы не успели. Послышался треск ломающегося дерева, и грохнул выстрел.
Валентин Зорин, воскресенье, 20 июня
Сознание возвращалось с трудом – так, кажется, принято писать в романах про усталых суперменов вроде агента Фишера? Ко мне оно вернулось, по-моему, вообще из-под палки, работать не хотело категорически: то билось в черепе, словно юродивое, то принималось ныть и дуться. Я присел, помотав головой, и попытался оглянуться.
В комнате было почти темно – забившийся под потолок огонь святого Эльма трепетал так робко и жалобно, словно его вот-вот задует эфирным ветром. Окон не было. В наспех оштукатуренных стенах кто-то насверлил дырок, да так и оставил; мебели не имелось, если не считать за таковую два украденных из военной части (номерки еще не стерлись) колючих одеяла. На одном лежал я, на другом распластался неуловимый киллер Серов.
Зато в комнате – нет, в камере, понял я – была дверь. При виде ее я сразу вспомнил графа Монте- Кристо. Правда, у меня не было ложки, чтобы ковырять ей бетонный пол, но даже голыми руками я скорее вырою подземный ход, чем вышибу эту дверь.
Кафтан, который я за ужином набросил на спинку стула, валялся рядом, истоптанный башмаками. Спасаясь от холода, я поспешно натянул его. Пошарил по карманам – странно, даже часов не отобрали, паразиты. Правда, в тусклом эльмовом свете крошечный гномон все равно не отбрасывал тени, а покупать японский “Аматерасоник” с подсветкой я в свое время раздумал. Брючный ремень тоже на месте, как и шнурки – значит, я не в СИЗО. Мелочь, а неприятно. Кто у нас завел собственную тюрьму?
Еще раз оглядевшись, я пришел к выводу, что это все же не тюрьма, а карцер, где узников держат недолго, для острастки… или камера смертников, где тоже не задерживаются. Нет даже окошка или глазка в двери – подать баланду, глянуть, чем заняты заключенные. Потому нас и не обшмонали как полагается. Хотя на что мне ремень – удавиться?
Как мы здесь очутились? Я попытался собрать разбегающиеся мысли.
Мы беседовали с Кормильцевым… это я помню. Потом начали стрелять. Лампы погасли вмиг – кто-то перерезал домовой чаропровод. Черные тени, влетающие в разбитое окно, звонкие ноты эльфийской речи… я стрелял на слух, не успевая вглядеться в мельтешение темного на темном, и бледный “пламень верхнего мира” с печальным звоном разбивался о магические щиты, лишь отшвыривая нападающих. Вспышки выхватывали из черноты несуразные обрывки лиц, курток, разлетающихся тряпок, а потом что-то рухнуло с диким треском, и воздух наполнился зеленоватыми отблесками и многоэтажным матом… Больше ничего не помню.
– ..Л-ля! – донеслось до меня.
Ага, значит, мой сокамерник очнулся.
Выражение на лице Невидимки, обозревавшего наше узилище, я сохраню в памяти на долгие годы. Пожалеть можно было только об одном – что из-за темноты я не смог разглядеть его во всех подробностях.
– Суки! – резюмировал “афганец”.
– Позорные, – лениво согласился я из своего угла.
– Кто?.. – Серов вихрем обернулся ко мне, и тут же обмяк. – А, господство Зорин…
– Совершенно верно, – подтвердил я. – Я прихожу к выводу, что наши судьбы увязаны тремя старушками накрепко.
– Какими ста… – Киллер пристыженно замолк. Вне зависимости от того, предпочитаете ли вы называть этих почтенных дам на русский лад марами, или по-гречески – мойрами, внимания их лучше к себе не привлекать.
Следующий его вопрос оказался куда более осмысленным:
– Где мы?
– В подвале. – Я понимал, что изображаю пифию, но ничего более вразумительного на язык не просилось. – Дверь заперта, других выходов нет. Кто за дверью – не имею понятия.
– Сволочи, – высказал свое мнение Серов. Я даже удивился – как он, со своим темпераментом, работал киллером. Все-таки занятие это требует недюжинного терпения.
Мне тоже хотелось выть и бегать по потолку, но я привык сдерживать себя – именно потому, что подобное желание посещало меня часто. По жизни.
– Стучать есть смысл? – поинтересовался Невидимка.
Я пожал плечами.
– Я не пробовал. Решил дождаться тебя.
“Афганец” кивнул.
– Тогда так… – пробормотал он, и с размаху впечатал каблук в окованную железом дверь. Грохот прозвучал до странности глухо.
– Бесполезно, – подсказал я. – На нее наложены чары.
– На железо? – усомнился киллер.
– На дерево, – объяснил я терпеливо. – С другой стороны. Поэтому у нас – слышно, а с той стороны – ни… чего.
Серов помолчал секунду, переваривая информацию.
– Интересно, если я на нее животом лягу, – спросил он в пространство, – чары спадут?
– Только целовать не пробуй, – мрачно пошутил я. – Не спадут. Железо не даст. Это типовая дверь тюремной камеры… А, да, ты же не попадался.
– Не попадался, – мрачно подтвердил Серов. – Так что – ничего не можем сделать? Сидеть и ждать?
– Вот-вот, – отозвался я. – У меня одна надежда – что нам принесут пожрать. Или хоть воды. Вообще не думаю, чтобы нас здесь собирались держать долго – ни шконок, ни параши…
Серова передернуло.
– Ты же вроде колдовать учился, – почти жалобно поинтересовался он.
– Учился, – подтвердил я. – Я даже могу вынести эту дверь. Только мне для этого нужны самое малое линейка и угольный карандаш. И три часа времени. А я не имею привычки таскать с собой чертежные принадлежности.
– Все равно бы отобрали, – буркнул Серов.
Я покачал головой.
