— А мне что делать?
Он пожал плечами, не желая решать ее проблемы в столь поздний час.
— Не знаю. Думаю, тебе придется пользоваться ванной на втором этаже.
Его промокшие насквозь тапочки оставляли мокрые следы на полу спальни.
— Спасибо, — сказала Ханна его спине. Она затаила дыхание, ожидая услышать знакомый щелчок замочного язычка. Но все, что она слышала или думала, что слышала, так это хлюпанье его тапочек, когда он начал спускаться по лестнице.
Маршалл не запер дверь!
Ханна не прогадала, сделав ставку на то, что ее зависимость от туалета была хорошо всем известна и воспринималась как неизбежный атрибут протекания беременности. Сработало! Если только Маршалл не затаился где-нибудь в темноте, поджидая ее, вместо того чтобы вернуться в кровать. Но она в этом сомневалась. Такое случалось только в фильмах ужасов: кто-то обязательно выскочит из-за угла и крикнет «Бу!».
Прошло сорок пять минут, и она повторила свою шараду: медленно спустилась на второй этаж, исчезла в ванной, смыла воду в унитазе и сильно открутила кран в умывальнике. Если кто проснется, то поймет, что она совершает очередную вынужденную прогулку в туалет. Не забывала девушка и о том, чтобы достаточно громко закрывать дверь по возвращении к себе в комнату, — пусть на втором этаже все это слышат.
На часах было уже почти четыре утра, когда она вновь встала с кровати, стараясь производить как можно меньше шума. Судя по тишине в доме, все еще спали беспробудным сном. Дождь на дворе прекратился, и небо немного прояснилось. Газон блестел, как будто его накрыла хрустальная пыль. Не включая света, Ханна тихонько натянула на себя несколько пар колготок и бриджи. За ними шли две водолазки, вязаный свитер, пара штанов и шарф. Ей начинало казаться, что она — Чарли Браун, одетый для прогулки в снежную бурю. Она закатила штаны, чтобы, после того как она наденет халат, были видны лишь колготки. Колготки и полуботинки. Оставалось надеяться, что никто не будет смотреть на ее стопы. Надеяться на то, что никто вообще не будет смотреть.
Ханна засунула кошелек со всеми своими деньгами в карман и произнесла про себя короткую молитву.
Она рассчитывала добраться до выхода в несколько этапов. Пройти в ванную было самым легким из них — если поймают, то можно все свалить на ребенка. Но, несмотря на это, к тому времени как девушка спустилась на второй этаж, по ее спине струился пот, а сердце стучало так громко, что она боялась, что перебудит всех в округе. Уже в ванной Ханна приложила ухо к двери и стала вслушиваться в окружающие звуки — только скрипы и стоны ста пятидесятилетних балок и половиц и выключенного масляного нагревателя. Человеческих звуков она не слышала.
Для уверенности девушка подождала еще пять минут, затем, словно пловец, пробующий ледяную морскую воду большим пальцем ноги, неуверенно ступила на последний лестничный марш. Мысленно приказав себе не останавливаться, раз уж начала, она сосредоточилась на своей цели — парадной двери. Сейчас или никогда.
На середине пути одна ступенька скрипнула под ее весом, и Ханна застыла на месте, чувствуя, как по ее спине пробежала дрожь. Но она заставила себя продолжать спускаться. Когда она окажется внизу, плетеные коврики заглушат ее шаги. В молочном свете, который падал из окон на пол в виде серебряных гробов, были уже видны очертания парадной двери. Она пересекла коридор и почти неслышно повернула дверной засов (петли кухонной двери, свидетельницы ее прошлой неудачной попытки бегства, нуждались в смазке, а значит, ей следовало избегать этого пути).
Ханна осторожно приоткрыла дверь, и ее объял влетевший в дом внезапный порыв холода. Когда уже было достаточно места, чтобы она могла проскользнуть наружу — в ее случае дверь была наполовину открыта, — она переступила порог и очутилась в ночной тишине.
В этот момент чья-то рука схватила ее за волосы.
— Маршалл! Быстро сюда! — пронзительно заорала Джудит Ковальски и стала тащить ее за волосы обратно в коридор, причем делая это с такой силой, что Ханне казалось, что она вот-вот лишится скальпа. От голоса женщины и внезапной боли в ее кровь бешеными потоками начал поступать адреналин. Нет! Она больше не даст себя запереть, не позволит, чтобы ей затыкали рот тряпками или связали, как животное. Они не имеют права так с ней обращаться.
Ханна повернулась и, широко размахнувшись, ударила Джудит прямо в лицо. Скорее от неожиданности, чем от силы удара, та испугалась и ослабила хватку. Ханне удалось выскользнуть на крыльцо, но женщина прыгнула ей на спину и одной рукой вцепилась ей в шею, а другой замкнула удушающий захват.
Ханна стала ловить ртом воздух. Борьба длилась всего несколько секунд. Их тела пару раз крутнулись в пьяной карусели, и Ханна, потеряв ориентацию в пространстве, не заметила, как близко они находились от края ступеней. Ее легкие требовали воздуха. Она напряглась и из последних сил ударила нападавшую локтем в живот, чтобы освободиться. От удара — и из-за обледеневшего края крыльца — женщина оступилась и полетела вниз прямо на дорожку, выложенную облицовочным камнем, который сверкал, словно глазурь на праздничном пироге. Раздался глухой удар.
Ступив на хрустящий газон, Ханна набрала побольше воздуха и побежала в направлении леса. И только скрывшись в спасительной тени сосен, она оглянулась и увидела, какое большое расстояние отделяет ее от Джудит.
Две лампы в виде переносных фонарей зажглись над крыльцом, и в дверном проеме появился Маршалл в своем махровом халате. Джудит неподвижно лежала на каменной дорожке, а ее ночная сорочка задралась до бедер. Одна нога у нее была неприлично подвернута вовнутрь. Она напоминала тряпичную куклу, брошенную на пол избалованным ребенком, которому принесли более интересную игрушку.
Ханна держалась леса, граничившего со всеми домами вдоль Алкот-стрит. Девушка понимала, что ей не следует выходить на открытую местность, пока она не доберется до пересечения Алкот с главной улицей Ист-Эктона. Под деревьями почва была не слишком скользкой, и она могла идти довольно быстро. Ей пришлось остановиться только один раз, когда ее халат зацепился за какой-то колючий куст.
Похоже, ее никто не преследовал.
Это из-за Джудит? Наверное, они уже внесли ее в дом или вызвали «скорую». Ханна не слышала сирен, поэтому можно было предположить, что женщина, упав, всего-навсего потеряла сознание. Все случилось так внезапно — наскок из темноты, хватание за волосы. Впрочем, девушка понимала, что нужно сосредоточиться на настоящем.
Лес впереди начал редеть; деревья уступили место полю, на котором летом дети играли в софтбол. Ветер повалил часть бек-стопа, а проволочное ограждение покрылось льдом. Через улицу виднелся шпиль церкви Дарующей вечный свет Девы Марии, сияющий в лунном свете.
Ханна была на полпути от пустынного перекрестка, как вдруг услышала, что со стороны Алкот-стрит в ее сторону движется автомобиль. Низко пригнувшись, девушка метнулась за церковь и пересекла сад, примыкавший к приходскому дому. Затем она осторожно обошла каменную скамейку, на которой летом отец Джимми в первый раз принял у нее исповедь, и спряталась за большим кустом гортензии, ставшим для нее временным убежищем. Несмотря на то что на Ханне было несколько слоев одежды, холод уже пробирал ее до костей.
Перед приходским домом остановился «мини-вен». Выпрыгнувший из автомобиля Маршалл несколько раз с силой нажал на кнопку дверного звонка, отступил на шаг и стал вытирать ноги о коврик. На втором этаже зажегся свет, и спустя пару минут дверь открылась. Между спустившимся вниз монсеньором Галахером и нежданным посетителем завязался короткий разговор.
В какой-то момент Ханне показалось, что монсеньор хотел пригласить Маршалла в дом, но мужчина энергично замотал головой и показал на свои ручные часы. Он все больше волновался. Монсеньор по- отцовски похлопал его по плечу: «…Мои глаза и уши открыты… Положитесь на меня…» — «Очень любезно с
