— Слава, скор-ро ты сам все увидишь. Да? — Она умоляюще смотрела на меня. — Слава, сейчас ни о чем не спрашивай! Ты сам все увидишь. Да?
— Хорошо, — согласился я. — Тогда объясни, почему ты явилась ко мне в таком виде?
Она лукаво улыбнулась и плюхнулась в кресло, по-мальчишески широко расставив колени.
— Просто я думала, что так тебе больше понравится. Да?
— Что мне понравится? — не понял я.
Она смотрела на меня с вызовом.
— Мне показалось, Слава, что ты больше любишь мальчиков. Да?
Я сказал растерянно:
— Тьфу, блин… Да за кого ты меня принимаешь?
Она улыбалась.
— Но это же не плохо. Да?…
Я бросился на колени между ее раздвинутых ног, обнял за шею, поцеловал в губы.
— Дура! Ты же великолепная девчонка! Я еще не видел таких девчонок! Мне так еще никто в жизни не нравился! Дура!
Она спокойно отстранила меня от себя.
— Слава, ты сделал то, что я тебя просила?
— Я же обещал!
Я попытался ее снова обнять. Она опять отстранилась.
— Обещал или сделал?
Я бросился к столу и потряс исписанными листами.
— Сделал! Вот!
Она положила ногу на ногу, спросила недоверчиво:
— Ты доказал, что они убили Пушкина, да?
— И Лермонтова тоже они! — заорал я в исступлении.
— Какого Лермонтова? — не поняла она.
— Того, которого я тебе утром читал! Забыла?!
Она засмеялась, как колокольчик.
— О-ля-ля… Слава, сядь. Успокойся. Да? И прочти мне Лермонтова. Про причину и следствие одновременно.
Я грохнулся на стул у стола и сжал виски, вспоминая любимую строфу из неоконченной «Сказки для детей». Иностранная таблетка работала четко — в памяти тут же всплыли загадочные строки:
Она смотрела на меня, широко раскрыв перламутровые глаза.
— Слава, почему он улыбнулся?
— Потому что понял, чему улыбаются звезды, глядя на «гордый прах Земли».
Она подсела поближе к столу.
— А чему улыбались звезды?
Я дернулся, мне захотелось выпить, но Натали молча удержала меня за руку. Пришлось ей объяснить сумасшедшее открытие юного гусара насухую:
— Нева, как Лета, как река времени, все смывает в море… Мы думаем, что все прошло, что время смыло и «грешных снов нескромные слова», и роковые события прошлых лет, а этот, почти безусый, мальчик понял, что ничто никуда не девается… Все остается в море… Не в обычном море, конечно, а в каком-то неведомом еще энергоинформационном море… Все остается там навсегда… Звезды улыбаются, потому что думают, что люди никогда не догадаются об этом. Но безусый мальчик догадался и улыбнулся миру звездной улыбкой Демона… Он понял это в белую ночь, когда увидел, как слились воедино причина и следствие…
Натали сняла пошлую шапочку и поправила мальчишескую стрижку.
— Неужели ваш Лермонтов знал это уже тогда? Да?
Я рассмеялся.
— Хочешь сказать, что и ты это знаешь?
Вместо ответа она тряхнула головкой и раскатила невидимый шарик:
— Стр-ранные люди вы, р-русские… Очень стр-ранные. Да?
Я не выдержал: обнял ее и хотел стянуть с нее футболку. Но она цепко схватила мою руку.
— Не надо. Да? Ты не веришь мне? Слава, я тоже обещала тебе. Да? Я рассчитаюсь. Да?… Потом… да?
— Когда это потом? — я боролся с ее рукой.
— О-ля-ля! Какая стр-расть, — рассмеялась она. — Ты хочешь доказать мне немедленно, что ты не голубой. Да? Не надо, Слава. Я тебе уже вер-рю. Да?
Я замер, как оплеванный.
А Натали как ни в чем не бывало взяла со стола первый лист новенькой копии и вдруг пробормотала растерянно:
— О-ля-ля… откуда у тебя эти бумаги, Слава?
— Мне их Костя подарил.
— Константэн? — задумалась она.— А у кого настоящие листы… как это по-русски? Да?
— Подлинник,— подсказал я,— подлинник оставил у себя Критский.
— Кто это? — спросила она быстро.
— Советник Константина. Игорь Михайлович. Холеный такой. Знаешь его?
Она от удивления подняла брови и стала озорным и нахальным пацаном.
— О-ля-ля! Это настоящий сюр-рпр-риз! Да? Спасибо тебе, Слава? Огр-ромное тебе спасибо!
— За что? — только тут задумался я.
Она кокетливо тронула меня за плечо и затаенно улыбнулась.
— Слава… Выйди на кухню. Да?
Она добилась, чего хотела. С мысли я сбился начисто.
— Раздевайся при мне… Я отвернусь, если хочешь.
— Нет, — сказала она сурово. — Выйди. Так надо. Да?
Как лев на арену цирка, рыча, я влетел на кухню.