прелестно. Хорошо также «Родине», но «идеология» его вызывает у меня сомнения. А пока будь здорова и постарайся не очень на меня сердиться за «святотатственные» рассуждения.
Целую свою умненькую дочку.
Папа.
15.8.55
Милая доченька!
Подтверждаю получение твоей жалобы[164]. Я не мог сразу сесть и написать тебе по существу. Не могу преодолеть жестокого приступа антирелигиозных чувств. Но ты и. не ждёшь от меня юридических советов: кому и как писать. Что касается выводов, то я их сделал уже давно.
Как я хотел бы сейчас быть с тобой, чтобы пожать твою мужественную руку. Сожалею, что я так настойчиво домогался подробностей. Тебе наверное больно было их вспоминать и писать. Мама была права — больше, чем когда-либо, я люблю тебя и горжусь тобой. Будь здорова, доченька, береги себя и помни, что ты нужна. Целую тебя крепко, твой любящий папа.
— 20.8.55.
Дорогая доченька!
Я наугад подал заявление-просьбу об отпуске для свидания с тобою, и, против всякого ожидания, мне обещали ответить во вторник, т. е., 23 авг. Думаю, что ответ будет положительный, и я немедленно протелеграфирую тебе. Капиталы мои всё возрастают — твоя тётя Чара прислала еще 200 рублей, и моя поездка к тебе в финансовом отношении вполне обеспечена. Но, так или иначе, — мы с тобой скоро встретимся.
Береги своё здоровье — я хочу тебя увидеть во всей твоей красе.
Я, как всегда, здоров и мечтаю о нашем свидании.
Целую, пока мысленно, папа
23.8.55
Доченька милая!
Какую я страшную глупость совершил, что раньше времени сообщил тебе о моих хлопотах! Сегодня, когда я явился за разрешением на поездку к тебе, мне предложили прийти завтра. Опытные люди говорят, что может пройти не одно завтра, раньше, чем я получу окончательный и утвердительный ответ. А я тебя уже растревожил. Но всё устроится наилучшим образом.
А пока я готовлюсь к основательным разговорам с тобою. Перечитал «Гайдамаков» Шевченко. В первый раз читал это ровно 50 лет назад. Эта штука стоит того, чтобы её не просто читали, а — изучали! Но об этом до личной встречи.
Прости, что я — коротко. Я как-то разволновался и не могу сесть за основательное письмо. Будь здорова, милая, целую, папа.
24.8.55
Родная доченька!
Ты, конечно, умница, но папа у тебя — совсем напротив. Одна из моих соседок уехала в отпуск куда- то в Сибирь. Узнав об этом, я немедленно помчался к нашему «духовному руководителю» и попросил отпуск к тебе. По глупости я в заявлении указал твой точный адрес[165]. Мне было обещано, что просьба моя «наверное» будет удовлетворена, и я, не дожидаясь ответа, написал тебе открытку об этом. Однако вышестоящие не хотят ещё со мной расставаться. Я тебя, таким образом, напрасно растревожил.
Подумать хорошенько — это неважно, ответы из Москвы стали приходить очень часто. Отказов не бывает пока. В зависимости от моего статуса, я или поеду прямо к тебе, или через несколько дней или пару недель — из Клина.
Получил твоё письмо, датированное 6.8. и одновременно письмо от мамы. Она совершенно правильно считает, что если бы не было трёх смертей, то ответ относительно вас всех уже давно бы поступил. Но в августа он должен быть.
Твое письмо очевидно где-то долго пролежало, но я рад, что его получил. Ты пишешь, что сердце у тебя хорошее и лёгкие — тоже. Вот это самое главное. Восторги мамы но поводу Ирины несколько остыли, так как та, написав одно письмо, опять замолчала. Мне она написала столько же. Но я ее понимаю — о чем и как нам писать?
Мама мне пишет о каких-то твоих финансовых операциях, чтобы мне помочь, не надо, доченька. У меня теперь наличными деньгами 1700 рублей. Ничего мне не надо, и я совершенно готов выехать по первому сигналу.
Слушаясь указаний своей дочери, я достал Кобзаря Шевченко на украинском языке. Стихи даже на мои тупой вкус — прекрасны, в особенности, учитывая время, когда он их писал. Но (не сердись) я слышал, как этот же Кобзарь читали мои соседи украинцы-патриоты. Читали — а остальные слушали — с таким душевным трепетом, как верующие христиане когда-то Святое писание. Для них он не писатель прошлого века. Читали «Гайдамаков», и я ясно видел, что всё там вполне современно для них. Всё, и «ни ляхов, ни жидов» — в первую очередь. Я перечитал этих «Гайдамаков» дважды и нахожу, что более страшной книги я давно не встречал. Но я вспомнил также историю этого восстания. Конечно, в 1838 году Шевченко не мог указать, что, собственно, на Левобережье Украины положение крестьян было не лучше, чем на Правобережье, в панской Польше, что запорожские казаки во главе с Зализняком только воспользовались гражданской войной в Польше, чтобы основательно её пограбить, и что немалую роль во всём этом деле сыграли православные попы, освятившие ножи, якобы присланные Екатериной. А Гонта — сотник надвiрного Уманьского козацства, — т. е., внутренних, полицейских сил Польши, зарезавший своих малолетних детей за то, что их окрестили в католики!
И на страшном фоне дикой, беспощадной резни детей, женщин, стариков — мелодрама трогательной любви Ярёмы и Оксаны.
Боюсь, Маёчек, ты меня плохо поняла. Некрасов конечно прав: «не стареет тема народных страданий», но не пора ли отбросить в сторону барскую жалость к народу и рассматривать народ как собрание полноценных людей — личностей? Жалость к народу — не отдаёт ли она немножко презрением к нему?
Кстати, почитатели Шевченко, которых я наблюдал, это, по преимуществу, интеллигенция, правда, малограмотная. Не в этой ли малограмотности все зло и причины самоуверенности гуннов всех мастей?
Пока до свидания. Целую тебя, милая, папа.
28.8.55
Здравствуй, родная моя!
В ответ на твоё письмо, помеченное 6.8., я несколько дней тому назад отписал тебе подробно, но не уложился на двух листках и продолжаю сейчас.
Меня сильно беспокоит твоё упоминание о том, что «многие относятся к тебе плохо», и в особенности потому, что это, как ты говоришь, «наш брат»[166]. Это что-то мало похоже на то, что мне писала мама и рассказывала Сусанна — нельзя ли поподробнее об этом? Кстати, сдержанность — качество неплохое,
Самая большая новость последних дней — это письмо Иринки. Прекрасное письмо (это уже второе из Черновиц, о первом я тебе писал). Девочка начинает задумываться. Получил также письмо от моего приятеля В.П из Клина и Москвы. Таким образом, мои опасения оказались вздорными.
Я послушный папа. По твоему указанию усердно читаю и даже перечитываю Пушкина и Шевченко. Удастся — познакомлюсь и с Лесей Украинкой, и с Франко. «Бориса Годунова» я и раньше читал с наслаждением, и снова перечел с таким же удовольствием. Если отвлечься от истории, которой там, увы, очень мало, это прекрасная штука.
В первую очередь я перечитал «Медный всадник» и «Моцарт и Сальери» именно потому, что ты их
