перспектив для нашего семейства. Сейчас я думаю, что шансы Маюшки вполне осязательны.
Исторические параллели — занятие более или менее праздное, но всё же занимательное. Вот почему я рад, что ты вновь заинтересовалась историей. Самое интересное в термидоре[217] это то обстоятельство, что герои его — это вчерашние друзья и сподвижники Робеспьера. Все эти Бареры[?] и Баррасы — это не представители другой какой-нибудь партии, а ближайшие друзья, рабски выполнявшие волю своего господина-Робеспьера. А Бийо де Варасса [Бийо- Варенна?], и Колло д`Эрбуа Робесспьер неоднократно вынужден был осаживать в их чрезмерном усердии. И именно они громче всех требовали его смерти и не давали ему слова. Формально ничего не изменилось и после казни Робеспьера, но толчок был дан, и потом действовала уже сила инерции.
Иринка долго молчала и, наконец, прислала обширное и довольно содержательное письмо. Из него я узнал, что Маюшка вернула переданные ей 70 рублей и пригрозила отказаться от передач. Решительная девица! Это, конечно, не очень практично, но очень хорошо, и служит лишним доказательством отсутствия поводов для пессимизма. Иринка тоже интересуется историей. Она требует объяснения, почему и как фашисты пришли к власти в Германии. Её волнует судьба человечества, и она считает, что война является доказательством крайнего морального падения человечества. И видно, что эти вопросы её действительно интересуют. Но кроме этого, она много пишет о поэзии, и тут, конечно, ты должна ей помочь — я тут, как всегда, совершенно беспомощен. А стихи Тагора мне очень понравились!
Ты уже знаешь, конечно, что она болела ангиной, что она пролежала восемь дней у Зины. Боюсь, что она чрезмерно переутомляется и, вероятно, скверно питается. Кстати, ты пишешь об институте. Разве она думает продолжать учиться немедленно?
Здесь наступила первая оттепель, и я совершенно отрезан от города. Выхожу только в столовую и в соседний дом к товарищам.
У меня тоже не всё благополучно со здоровьем, но у меня это более оправдано — 65 лет…
17.3.56
Родная, здравствуй!
Получил твоё письмо от 6.3.56. Иринушка переслала мне письмо Маюшки. Содержание его тебе, наверное, известно, но на всякий случай прилагаю.
Твоё письмо прекрасно гармонирует с оптимистичными прогнозами других моих корреспондентов. Но самое большое впечатление на меня произвело послание Веры, жены Н. После семилетнего премудрого молчания она, наконец, разрешилась длиннющим, отпечатанным на машинке письмом. Не письмо — роман. Но основная мысль: «правда опять стала правдой», «повеяло, наконец, настоящим»… (подробности в газете). Но я старый скептик, и ещё подожду. И не верю, что она сама уж очень верит: обратный адрес она указала иринкин. Но щось есть. Ты обратишь внимание, что Маюшка не только хорошие книжки читает, но и много спит. Раньше она не очень бы разоспалась. Это уже — реально новое.
Я думаю, что «радужные перспективы, каких не было никогда», их объём и распространение вызвали некоторое смятение и растерянность, и это уже немало.
Родная моя, я тоже верю в коммунизм и надеюсь, как и ты надеешься. Но письмо и так уж толстое — оставим это до следующего раза. Целую крепко. А
23.3.56
…Иринка, не дожидаясь моих советов, переселилась к Н. и Вере. Разногласия у них пока только по благородным поводам: Вера отказывается брать у Иринки деньги, а последней это кажется неудобным. Меня, конечно, одинаково радуют и благородство Веры, и щепетильность Иринки, но я ей настойчиво рекомендую не огорчать Веру и не мешать людям делать добро — это недостаток не чрезмерно распространённый.
…Мы с тобой когда-то знали одно основное противоречие — «противоречие между общественной формой производства и личной формой распределения» (так, кажется?) и думали, что стоит устранить эту несуразность, и наступит царство равенства и братства. А как насчёт противоречия между общественной формой накопления человеческих знаний (наука) и личной формой её обобщения? Какая бездна лежит между каким-нибудь Эйнштейном и рядовым обывателем, даже учёным-чиновником, не говоря уже о простых смертных?
Всё это приходило мне в голову, когда я читал о реакции против славной эпохи Ренессанса. Чем были для итальянского мужика или подмастерья имена Леонардо да Винчи, Галилео, Рафаэля, Боккаччо и проч.? Как бы поступили восставшие крестьяне в Чехии и Германии, если бы им в руки попался — ну, хотя бы Коперник или Джордано Бруно?
А Савонарола — как он относился к памятникам древнего искусства, литературы да и к современным ему творениям Ренессанса и даже гуманистов? Народные движения, приведшие к Реформации, были направлены не только против чрезмерного увлечения римских пап спиртными напитками и девицами лёгкого поведения.
Не удивляйся, что я занимаюсь теперь такими отдалёнными делами. Во-первых, это помогает отвлечься от забот сегодняшнего дня и, во-вторых, эти вопросы не так уж несовременны сейчас.
Будь здорова, родная, крепко целую и жму руку друзьям. Алёша.
29.3.56
Дорогая моя, здравствуй!
Получил твоё «взбудораженное письмо» от 15.3. Не осуждаю: события, действительно, потрясающие. Однако в части, касающейся меня, твоя информация значительно опережает действительность — книжка по математике найдёт меня на месте, вероятно, ещё долго. Ты, видимо, не учитываешь словечка «спец.»
Впрочем, я не очень жалею об этой книжке, если это учебник обычного типа: эта наука мне что-то туго даётся, и у меня сейчас больше, чем когда-либо, всё внимание сосредоточено на истории и, преимущественно, на самой новейшей.
Обидно, что моя переписка с Маюшкой оборвалась. Я не пишу ей, чтобы не испытывать терпения её наставников, писать о пустяках мне не хочется, а писать о «тайнах мадридского двора», которые меня сейчас больше всего занимают — неудобно.
Бедняга Годунов, он, мне кажется, совсем завертелся, его namesake [218] был несравненно умнее, образованнее и, конечно, много воспитаннее — знал, как держать себя в обществе посторонних, а этот — как медведь в посудной лавке.
Смятение и растерянность среди моих наставников — неописуемые. Один даже пришёл сюда, разыскал своих бывших воспитанников и просил разъяснить, как бы они на его месте поступали, и т. д.
По-прежнему, меня занимает история, в частности, отношения между Бандерлогией и Титонией[219]. В них, по-моему, ключ к пониманию, если не всей современности, то — к началу её развития.
Караганда — город весёлый, хотя, вероятно, не единственный в своём роде. Население его, в особенности, старшее поколение, — с сильно подмоченным прошлым. Много чеченцев, поволжских немцев и прочих странствующих национальностей. Всё тайное тут быстро становится явным, и в мою тихую обитель проникают такие новости, что я только руками развожу.
Больше, чем когда-либо я завидую Эзопу и его таланту писать. Но увы, придётся, видимо, отложить подробности до нашей скорой, я уверен, встречи. Скажу только, что спуск на тормозах — развенчание Черкеса — проходит здесь с душераздирающим скрипом.
По поводу сообщения Маюшки о пересмотре твоего дела — я не вижу в этом ничего невероятного: твоя мама, помнится, писала, а я, так же, как и ты, никому ничего не писал. И это, мне кажется, не столь важно теперь.
Мне очень хочется попасть в Москву в надлежащий момент, и я думаю, что мы оба будем там своевременно. Во-первых, мы крепко все выпьем, а потом подумаем, что дальше делать. Думается, что работа найдётся.
Будь здорова, дорогая. Целую тебя крепко и жму руку друзьям. Алёша.
