– Да уж, хороши, – согласился он. – Холодильник выключен? Дверца посудомоечной машины открыта?
– Все сделано, – натянуто сказала она. – Я уже заперла черный ход и все окна.
Он кивнул, подхватил ее чемодан, подождал, пока она возьмет со стола коробку с продуктами, и пошел к выходу. Включил сигнализацию, закрыл и запер входную дверь и отнес ее чемодан к машине.
– Ты знаешь код, – негромко произнесла она. – Что?
– Ты знаешь код сигнализации!
Он остановился, внимательно посмотрел на нее и терпеливо объяснил:
– Разумеется, я знаю номер. Когда Синди здесь нет, мы всегда присматриваем за ее коттеджем. Ты хочешь, чтобы я вел машину?
Она безразлично кивнула.
– Прости. А как быть с твоей машиной? Он взглянул на нее, не скрывая удивления.
– А при чем тут моя машина?
Раздраженная, она не выдержала:
– Но она остается здесь, а ты уезжаешь!
– Куда уезжаю?
– В Лондон!
– Мы вовсе не собираемся в Лондон, – сообщил он ей, укладывая чемодан и коробку с продуктами в багажник.
– А куда же мы тогда едем?
– В усадьбу.
– В твою усадьбу?
– Конечно, в мою усадьбу. Садись в машину, Гита.
– Нет, не сяду. И мы не поедем в усадьбу. Ты же сам хочешь, чтобы наши отношения оставались свободными. Ты сам так говорил! А наши отношения вряд ли можно будет назвать свободными, если я буду жить в твоем доме.
Вздохнув, он обошел машину, открыл переднюю дверцу со стороны пассажирского сиденья и мягко толкнул Гиту внутрь.
– Пристегнись.
– Генри!..
Он снова обошел машину, сел на место водителя и включил зажигание.
Он выехал на дорогу, повернул налево, и еще раз налево, к въезду на территорию усадьбы, и все это время она обыскивала настороженным взглядом деревья вдоль дороги, поля, каждую машину, проезжающую мимо. Обыскивала – и ощущала внутри себя тревогу, злость, готовность и желание дать отпор.
– Раньше здесь был парадный въезд для карет, – сказал он. – Ажурные ворота из литого чугуна. Парк с дикими оленями.
– Что?
– Ничего. Повнимательнее, Гита.
– Я пыталась увидеть…
– Знаю.
Повернувшись, она взглянула на него, а затем снова уставилась на дорогу, на пастбища и овец и вздохнула.
– Парк с оленями?
– Да.
– А сейчас ничего этого нет?
– Да, к сожалению, ничего нет. В течение нескольких прошедших столетий владельцы этой усадьбы нуждались в деньгах – причем довольно часто – и клочок за клочком продавали свои владения. Так что теперь от былой роскоши осталась только усадьба Блэйкборо-Холл.
– Блэйкборо?
– Да. Майлс Блэйкборо был ее первоначальным хозяином. – Генри снял руку с руля управления и сжал ее ладони. – Не сдавайся, Гита, – попросил он тихо.
– Не собираюсь. – Но как долго будет это все продолжаться? Всегда? Всю ее жизнь? – Твоя семья не будет против, если я поживу здесь?
– Нет.
– А когда они возвращаются?
– Через несколько дней.
Она вздохнула, посмотрела на приближающуюся усадьбу Блэйкборо-Холл. С фасада она выглядела еще более обветшавшей, чем с обратной стороны, но, тем не менее, казалась уютной и спокойной. Усадьба простояла здесь так много времени – видела немало мятежей, революций, гражданскую войну, – но пронеслись столетия, а Блэйкборо-Холл как стояла, так и стоит на своем месте. Сейчас усадьба показалась Гите своего рода СИМВОЛОМ стойкости и выносливости.
– Именно сюда Синди постоянно прибегала в детстве?
– И все еще продолжает это делать, – сказал он.
– Я не знала, – равнодушно пробормотала она, – что она выросла здесь.
Странно вообще-то. Они были подругами так много лет, а она даже понятия не имела, где прошло детство Синди.
Он въехал под арку и остановил машину около конюшен, где сейчас помещался трактор.
– А зачем тебе нужен трактор?
– Том использует его, чтобы таскать бревна для дров. Вроде грузоподъемника. – Он улыбнулся. – Носится на нем по лесам, как Индиана Джонс по джунглям.
– Твой отчим?
– Да.
– Тебе он нравится?
– Очень нравится. – Выключив двигатель, Генри повернулся и всмотрелся в ее лицо. – Представь себе, как этот твой преследователь может поступить с тобой в самом худшем случае, – сказал он тихо, – а затем подумай, сможешь ли ты этому помешать. Помни, он трус, Гита. А ты нет.
– Что меня поддерживает сейчас, так это злость, – призналась она.
– Тогда оставайся злой.
– Но когда я думаю, что он следил за мной, видел меня…
– Тогда не думай, – посоветовал он.
– Но это все так бессмысленно!
– Вовсе нет. Его действия причиняют тебе вред, пугают тебя, выбивают почву из-под ног, а именно к этому он и стремится.
– Но я не знаю почему. А я должна знать.
– Возможно, что причины нет – во всяком случае, той, что казалась бы логичной тебе или мне или любому нормальному человеку. Может быть, этот тип ведет себя так потому, что завидует тебе или одержим чем-то или у него больное воображение – словом, действует, подчиняясь каким-то своим бредовым фантазиям. Ты сказала, что получала от него письма. Что в них было?
Глубоко вздохнув, она откинулась на сиденье, невидящим взглядом уставилась на деревья.
– Он сейчас где-то там, как ты думаешь?
– Может быть. Так что было в этих письмах?
– Он писал, что я дрянь и заслужила все то, что он со мной проделывает… О, я не знаю, – охваченная усталостью и отчаянием, прошептала она. – В основном он просто обливал меня грязью.
– Но он не угрожал тебе напрямую?
– Нет, просто посылал мне мерзкие письма со словами, вырезанными из газетной страницы и наклеенными на листок. Иногда в них вообще не было никакого смысла. Но его ненависть была очевидной. Что бы он ни писал, его послания всегда были полны ненависти. Вот это меня и пугает. Что же я сделала такого, что этот человек так меня ненавидит? Я думала, думала…
