Он последовал за ней.
– Как у тебя дела? Дурацкий вопрос: я сам вижу как. Где ты была?
– Далеко, – проговорила она коротко.
– Далеко где?
– Везде, нигде. Какая разница?
– Никакой, – согласился он таким же усталым, как у нее, голосом. – Я уехал из Блэйкборо-Холл минут через пять после твоего отъезда, мчался, как маньяк, пытаясь тебя нагнать, был здесь около семи вечера и просидел в машине до следующего утра. Просто сидел и ждал. Я понятия не имел, то ли ты попала в аварию, то ли у тебя сломалась машина… Не знал, звонить ли мне в полицию. Если бы утром Дженни не сказала мне, что ты звонила… – Нетерпеливо отбросив прядь волос со лба, он уставился на нее, затем схватил ее за плечи и мягко привлек к себе.
– Не надо, – сквозь зубы сказала она, отодвигаясь.
– Не надо, – тут же согласился он. – Вряд ли это уместно, не так ли? Учитывая обстоятельства.
– Откуда ты узнал, что я вернулась?
Он мрачно улыбнулся.
– Я только что прилетел из Штатов, и на моем автоответчике оказалось сообщение. Уезжая, я нанял человека следить за твоим домом и дать мне знать, как только появится твоя машина.
– Понятно. И чего же ты хочешь?
– Поговорить с тобой, объяснить… Мне пришлось улететь в Нью-Йорк. Я и так столько раз менял билеты на этот рейс, что… Я просто не мог откладывать вечно эту чертову поездку!..
– Конечно.
Отойдя от него и встав по другую сторону стола, она смотрела на него. Ждала. С тем же выражением, с каким он когда-то смотрел на нее.
– Я увидел ее лицо, – добавил он тихо. – После того, как ты уехала. Всего лишь на какое-то мгновение, в зеркале заднего вида. Она улыбалась – не огорченно, не расстроено. Улыбалась, как довольная кошка. И тогда я все понял.
– Ты все понял еще до этого, – возразила она равнодушно.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты все понял еще до этого, – повторила она. – Ты что-то понял еще тогда, когда я только вернулась из Парижа. Ты пришел сюда и был совсем другой.
Ему даже не нужно было копаться в памяти, он просто посмотрел на нее и медленно кивнул.
– Но не о Люсинде, нет.
– А о чем же? – спросила она без особого интереса.
– О Мэттью, – негромко сказал он. – О твоем единственном до меня любовнике.
– Мэттью? – в растерянности проговорила она. – А при чем тут Мэттью?
– А притом, что ты встречалась с ним, что его брак распался, что вы с ним…
– Что? – требовательно спросила она. – Что мы с ним?
– …до сих пор находитесь в близких отношениях.
– Находимся в близких отношениях? Ты с ума сошел?
– Скорее всего, я действительно сошел с ума, – согласился он устало и кивнул. – Ты даже не сказала мне, что Люсинда тоже его знает.
– Разумеется, она его знает! Она знает всех моих друзей! А почему бы и нет? Мы же были близкими подругами! Мы иногда встречались все вместе, вчетвером! Я с Мэттью и она с кем-нибудь из своих приятелей!
– Да, – кивнул он и вздохнул. – Он, кажется, фотограф, не так ли?
– Да. Ну и что с того?
Генри выжидательно смотрел на нее, наблюдая, как догадка медленно проступает на ее лице.
– Нет, – с трудом, хрипло выдавила она. – Я никогда не поверю, что Мэттью хоть как-то причастен к плану Синди и сознательно хотел причинить мне зло!
– Я всего лишь хотел сказать, что он показал ей, как проявлять пленку и печатать фотографии. Он не знал, зачем ей это было нужно. Она его попросила, и он показал. – Запустив пальцы в волосы, он помолчал и продолжил: – Люсинда назвала Мэттью день, когда ты возвращаешься из Парижа. А мне сказала, что вы были любовниками. И что вы с ним любовники до сих пор! И что именно из-за этого распался его брак. И поэтому когда я приехал к тебе тогда, то был ужасно зол.
– А просто взять и спросить у меня ты не мог? – горько усмехнулась она. – Нет, ты просто ушел, когда я спросила у тебя…
– Обвинила…
– Нет, спросила! Уходи, Генри, – приказала она ровным голосом. – Мне кажется, нам больше нечего сказать друг другу. Все и так понятно.
Повернувшись к нему спиной, она посмотрела в окно. Нечего сказать, кроме того, что она, возможно, ждет его ребенка. Но ведь она не может сообщить ему об этом, верно?
– Гита…
– Уходи! – закричала она. – Ты даже представить себе не можешь, что мне пришлось перенести…
– Нет, могу, – устало возразил он. – Приблизительно то же самое, что пришлось перенести мне.
Стремительно развернувшись к нему, она прошипела:
– Тебе не пришлось несколько месяцев испытывать преследование со стороны лучшего друга! Это не твои непристойные фотографии были опубликованы в газетах! И уволили с работы тоже не тебя! – И это не ты влюблен так безнадежно и так отчаянно.
– Нет. Но мне следовало догадаться, что она затеяла, еще много времени тому назад.
Крепко упершись руками в спинку стула, стоящего напротив нее по другую сторону стола, он тихо сказал:
– Мне следовало доверять своим инстинктам насчет тебя, а не слушать Люсинду. И вся вендетта против тебя, Гита, произошла не из-за рекламного ролика авиалиний, – сказал он устало, – и не из-за контракта с «Верлейн косметикс». Все случилось только из-за меня.
– Взд… – Она оборвала себя на полуслове и прикусила губу.
– Настоящей причиной вендетты против тебя был я, – повторил он. С угрюмыми глазами, с кривой, неестественной улыбкой на лице он продолжал: – Я считал себя таким прекрасным знатоком человеческого характера, человеческой натуры. Я думал, что стоит мне взглянуть на человека, и я уже понимаю, что он собой представляет. Я знаю Люсинду Бартон с той поры, когда ей было всего пять лет, но я никогда не знал, что она чувствует на самом деле. Она сделала это из-за меня, – добавил он горько. – Она была в истерике, она меня умоляла, и она сама сказала, что сделала это из-за меня, – закончил он почти с отвращением.
– Что-то еще, что я захапала себе, – пробормотала Гита.
Глубоко, прерывисто вздохнув, она посмотрела в его лицо, на котором было написано выражение такой же безмерной усталости, какая за последние несколько недель укоренилась в ее душе.
– Фотографии появились из-за тебя, вероятно, но все остальное – из-за рекламы авиалиний и из-за «Верлейн».
– Нет.
– Генри! Все началось именно тогда, когда я заключила с ними контракт! Я ведь тебя тогда даже не знала.
– Не знала, – согласился он, – но я проявил интерес к тебе в присутствии Синди. Три или четыре месяца тому назад я увидел тебя в телевизионной рекламе и спросил Люсинду о тебе. Спросил, знает ли она тебя. «А что? – ответила она. – Хочешь с ней познакомиться?» И я сказал, что да, хочу. Я не заметил в ее голосе ни горечи, ни огорчения, ни злости. Она была все той же милой Люсиндой, которую я знаю уже много лет, – такой знакомой, незаметной, невидимой. Просто Люсиндой, старой доброй приятельницей. Люди приходят и уходят, принимаются мною или нет, но я не привык о них думать. Я холоден, неэмоционален. Я не очень люблю людей.
– Да, – беспомощно согласилась она.
– Я спросил ее, какая ты. Где живешь. Она сказала, что не знает, ты только что переехала.
– Она всегда прекрасно знала, где я живу!
