в Палестине. За пределами Наблуской долины, в Самарии, и прибрежных равнинах – где особенно хорошо рос сахарный тростник – плато были довольно безводными; если же крестьянам удавалось добиться хорошего урожая зерновых культур, то ему грозила засуха или нашествие полчищ саранчи либо лесных мышей. Все эти неурядицы самым прямым образом отражались на политике Иерусалимских королей. Стада бедуинов должны были показаться западноевропейцам жалкими. Что касается торговли, то хоть она и познала великий размах в сирийских городах в XII в., но пока даже сравнима не была с тем, чем станет в XIII в.
Причина крестовых походов та же, что побудила основать новое королевство: папа Урбан II двинул баронов Запада к Иерусалиму с целью «освободить могилу Христа», поскольку нашествие турок сделало невозможным паломничество ко Гробу Господню. Число тех, кто откликнулся на его призыв, сильно превышавшее количество французских рыцарей, которые в том же самом XI в. помогали испанцам отвоевывать их полуостров у мавров – что было такой же «священной войной» и не требовало совершать опасное и долгое путешествие в Святую Землю – нам ясно демонстрирует, что христиане приняли эту задачу очень близко к сердцу. Точно так же, как паломничество в Компостелу побудило бургундцев основать графство Португальское, а паломничество к Монте Гаргано привело к созданию норманнского королевства обеих Сицилии, паломничество в Иерусалим лежало у истоков «королевства Востока» (используя выражение историка Гильома Тирского) и позволило ему просуществовать так долго.
Благоговение перед восточными святынями, Святой Землей, где проповедовал сам Христос во время своей телесной жизни, местами, где зародилось христианство и где разворачивались события, о которых повествовалось в Библии и Евангелии, не было «изобретено» в средние века. «Общество латинского Востока» издало собрание латинских «Описаний путешествий» в Святую Землю: они начались в эпоху раннего христианства и уже в IV в. Св. Иероним обосновался в Вифлееме: до нас дошло «Описание путешествия из Бордо в Иерусалим», датированное тем же веком. Великое переселение народов не остановило это движение, которому развивавшийся культ реликвий только прибавил популярности:[3] описания о путешествиях гасконцев, бургундцев или англичан дошли до нас со времен Меровингов.
Само по себе арабское нашествие не превратило паломничество в неосуществимую затею. Если Св. Виллибальд и испытал некоторые трудности во время своего путешествия, прочие повествования нам показывают, что часто они протекали без особых осложнений. Карл Великий добился формального покровительства над Святыми местами, и возможно, поэтому в Палестине осели представители христианской церкви запада, что очень показательно: епископы и монахи так и остались в греческих монастырях Иерусалима и всего региона. Но вскоре палестинские святыни попали в руки «сарацин»: после фатимидского завоевания, когда в Сирии и Палестине начался, быть может, временно, подъем фанатизма, халиф Хаким, основатель религии друзов, приказал осквернить Св., Гроб в конце X в. Этот инцидент не имел длительных последствий, но он показал, что жизненному укладу, который воцарился на Востоке, может прийти конец. Подобные же события повторятся в тот момент, когда христианский мир обретет «самосознание», и вызовут неотвратимые карательные меры.
Итак, в XI в. популярность паломничеств в Святую Землю еще более возросла: несколько свидетельств, дошедших до наших дней, не позволяют в этом сомневаться.[4] В начале столетия, после виконта Ги Лиможского, Гильома III, графа Руэга, и Гильома II Тайфера, графа Ангулемского, сам Роберт Великолепный, герцог Нормандии, пустился в дорогу на Иерусалим и скончался на обратном пути (1035 г.). Гуго I, граф Шалонский и епископ Оксерский (ум. 1039 г.) также принял участие в паломничестве, а ужасный Фульк Черный, граф Анжуйский, совершал его трижды. Незадолго до 1085 г. граф Люксембурга Конрад умер во время паломничества, и великий граф Фландрии Роберт Фриз, посетил Алексея Комнина по возвращении из Иерусалима (1090 г.). Путешествия в Святую Землю также приписывали Петру Отшельнику, популярному проповеднику крестового похода, равно как и Раймунду Сен- Жилльскому, которому было суждено стать одним из его главных героев.[5]
И паломничества уже становятся военными! Наряду с латинскими наемниками, которые, подобно Русселю де Байолю и Эрве «Франкопулу», оказали помощь Алексею Комнину в борьбе против турок и создали «франкским» наемникам добрую репутацию у князей Востока, мы видим, как трое германских епископов появились в Иерусалиме с многочисленным отрядом, ввязываясь во все драки по дороге (1064 г.). И когда Урбан II озвучил идею крестового похода, которая уже толкнула рыцарей в Испанию (и которую Вильгельм Завоеватель использовал в пропагандистских целях перед нападением на Англию), крестоносцам оставалось всего лишь вступить на дорогу, где уже прошли их отцы.
Но для латинского королевства также важным является то, что успех первого крестового похода обеспечил новый подъем паломничества. Историки крестоносцев вспоминали чувство, с которым бароны Запада вновь обрели места, освященные Христом, Девой Марией и апостолами. Недостатка в чудесах также не ощущалось, и рассказы вернувшихся домой крестоносцев придали духу тем, кто еще колебался. И хоть из крестоносцев, отправившихся в поход в 1000 г., мало кто добрался до Востока, толпы пилигримов, жаждавших посетить Святые места, все чаще и чаще прибывали по морю.
Лучше всего для нас будет пролистнуть «путеводители», которыми пользовались пилигримы, необычайно интересные и трогательные своей наивностью одновременно. Что может быть более очаровательно, чем замечание «это весьма доброе паломничество», следующее за описанием той или иной святыни! К этому прибавлялись примечания «туристического» свойства: крокодилы Цезареи стоят того, чтобы сделать крюк и поглазеть на их логово, а заодно и на находящуюся по соседству с ними часовню Богородицы, «необычайно красиво расположенную и весьма почитаемую». И конечно, привлекательность путешествия на Восток наряду с богоугодностью паломничества могло только подстегнуть пилигримов отправиться ко Гробу Господню.[6]
В первые годы молодого королевства Яффа была единственным портом, где высаживались пилигримы: тем более что это был самый приближенный к Иерусалиму город. Но скоро Акра выдвинулась на первый план, и именно ее наши путеводители указывают в качестве принимающего порта в рекомендуемых маршрутах. «Дорога паломников» восходит в южном направлении к горе Кармиль, откуда открывался вид на «Франшвилль», пещере и скиту Св. Дионисия, затем аббатству Св. Маргариты Греческой, где часовня напоминала о пребывании там Св. Илии. Недалеко от этого места Св. Бурхард основал монастырь Св. Девы Марии, где зародился орден кармелитов. Дорога шла возле моря, минуя маленькое поселение Анн, где, как говорили, были выкованы гвозди Креста – так же как неподалеку, в Кафарнаоне, отчеканили тридцать серебряников, за которые Иуда продал своего учителя. Еще дальше находился греческий монастырь Св. Иоанна, известный чудесами, которые там происходили.
Посетив могилу Св. Эуфемии, в Шатель-Пелерен, благочестивые путешественники спешили в Цезарею, где их глазам представала часовня центуриона Корнелия, «наследника Св. Петра на посту архиепископа Цезарейского», и могилы дочерей дьякона Филиппа. Рекомендуемая экскурсия предусматривала посещение «Peine Perdue», не столько из-за часовни Пресвятой Девы, сколько из-за болот, «где водилось много крокодилов, которых поместил туда один из сеньоров Цезарейских, приказавший привезти их из Египта». Другой путеводитель приводит более расширенный вариант этой легенды: этих «кровожадных тварей» привез туда «один богатый человек, пребывавший в Цезарии, и приказал их вскормить, ибо пожелал, чтобы они сожрали его брата из-за разногласий между ними». Но в день, когда он уговаривал своего брата искупаться в этом пруду, тот заставил его спуститься /в воду/ первым, и бестии, которых он завел, мигом утащили его на глубину, да так, что никто не смог его найти».[7] Впрочем, Плиний Старший уже поведал сходную легенду о первых крокодилах, которых видели в Сирии, прежде чем попасть в Египет, в этом регионе Цезареи, который напоминает дельту Нила.
Затем следовала часовня, где Мария Магдалина принесла покаяние; вслед за этим пилигримы попадали через Арсуф в Яффу, где им показывали причал, откуда «св. Яков Галисийский (Компостельский)» отправился в Испанию.[8]
Из Яффы путь вел в далекий монастырь Св. Екатерины на Синайской горе, о котором рассказывало множество привлекательных легенд: как и монахи, животные из самой пустыни питаются только маслом, проистекающим из гробницы святой, и «манной, которая снисходит на гору»; по пути можно было в Гадре (Газе) почтить память Самсона, который унес на плечах двери этого филистимлянского города. Но Яффа была прежде всего вратами Иерусалима, откуда две дороги вели в Святой Город:
