— Правильно, дорогая, нечего нам с тобой беспокоиться. Я убежден, что ученые семитысячного года наверняка уже нашли способ воскрешения из мертвых. Помнится, я где-то читал об этом. А что вы думаете на этот счет, господин Ришар-Бессьер?
Романист скорчил гримасу.
— Ну, знаете, если вы начнете верить всему, что читаете…
Личико Маргарет на мгновение омрачилось, и вместо нее ответил Паоло:
— Не волнуйтесь, вы узнаете обо всем достаточно скоро: мы вот-вот прибудем в намеченное время.
— Если бы кто-нибудь попросил меня дать вам совет, то я порекомендовала бы вам вести себя тише воды и ниже травы. Ведь это вы — источник всех наших нынешних волнений. Ну как и кому могло взбрести в голову развлекаться с пресиптроном? Вот и сели мы из-за вас в эту лужу.
Деламару наша перепалка явно начинала надоедать, и я поспешил увести Маргарет к Глории в надежде, что та ее успокоит. Из всех известных мне людей только она одна имела хоть какое-то влияние на мою вулканического темперамента невесту.
Впрочем, нас отвлек Брент. Он просто сказал:
— Ну вот мы и в шесть тысяч девятьсот пятидесятом году.
Аппарат явно замедлял ход. Вселенские линии сначала стали расплываться, а затем и вовсе исчезли.
Мы все столпились у иллюминаторов в надежде увидеть что-нибудь новенькое, но ничего невероятного не происходило.
Между тем темподжет тормозил все заметнее, и вот послышался тот же самый характерный свист, что мы отмечали при старте.
Как и в начале путешествия, появились длинные, тянувшиеся за нами полосы, обозначавшие внешнюю материю, которая с минуты на минуту должна была принять твердое состояние.
Тогда-то мы и увидели удивительный спектакль: день и ночь начали сменять друг друга с бешеной скоростью.
Машина времени неожиданно завибрировала, и ослепительный свет ворвался через иллюминаторы.
Комментарии не требовались: мы достигли намеченной точки. Через несколько секунд аппарат должен был материализоваться.
Я взял Маргарет за руку. Мы делали вид, что не замечаем, как все уставились на нас, потому что в тот момент мы представляли прекрасный объект для эксперимента. Однако лично я не испытывал от этого какой-либо гордости и с превеликим удовольствием уступил бы место первому, кто выразил бы желание поменяться с нами.
Деламар торжественно возвестил:
— Все, мы материализовались, прибыв в семитысячный!
Я испустил глубокий вздох облегчения. С нами ничегошеньки не произошло. Значит, та опасная радиация не затронула наши организмы. У Маргарет на глазах выступили слезы, она слабо улыбнулась мне.
Деламар был в восторге и не постеснялся заявить нам, как он счастлив. Но главное происходило снаружи. Все мы разом увидели толпу живых существ. Они были возбуждены и бежали к нашей машине времени. Деламар поспешно открыл входной тамбур.
Я почувствовал, словно заново родился, — то возвращались нормальные человеческие ощущения. Я быстро убедился в том, что и все остальные 'временавты' испытывали то же самое.
В тамбур ворвался чистый воздух, ласково коснувшись моего лица. С непередаваемым чувством удовлетворения я шагнул из темподжета вслед за профессором, вышедшим первым.
И тут же чуть не вскрикнул от удивления, но меня в этом опередила Глория, которая, указывая на окружавший нас пейзаж, воскликнула:
— Взгляните… этот парк… само место… да мы отсюда же и стартовали.
И тем не менее все выглядело не так, как тогда.
Достаточно было беглого взгляда, чтобы убедиться в том, что парк разбит по-другому. Да и растительность была иной. Сам дом исчез, как и металлические ангары. Но вездесущий Ришар-Бессьер тут же показал нам на видневшиеся слева развалины, заметив, что это и есть, вероятно, остатки того, что мы покинули пять тысяч лет назад.
А ведь и правда: с тех пор прошло ровно столько времени. И за эти пятьдесят веков немало должно было измениться, и вид привычных нам мест тоже.
Но дальше философствовать на эту тему не пришлось — нас подхватили и с триумфом понесли на руках. Бесчисленное множество индивидуальных летательных средств бороздило небо. Некоторые совершали на наших глазах мягкую и бесшумную посадку.
Нас доставили к какому-то строению на окраине бывшего поместья. Ранее здесь возвышались пропилеи, через которые когда-то входили во владения Деламара.
Не знаю, что испытывал в этот момент ученый, но что касается меня, то я невольно подумал, что земляне несколько переусердствовали, столь бесцеремонно разорив хозяйство нашего друга. Для меня он все еще оставался человеком, который вернулся к себе домой.
Позже я узнал, что после нашего отлета это место превратили в музей, и все последующие поколения относились к нему с уважением и содержали в порядке.
Так, на руках, нас и внесли в сооружение, напоминавшее металлическую полусферу и обставленное с таким комфортом, который нас совершенно поразил. Сам я не мог бы сказать, для каких целей служил тот или иной из окружавших нас незнакомых предметов.
Земляне за прошедшие пятьдесят веков внешне совсем не изменились, за исключением, разумеется, одежды. Естественно, мужчины так и не отказались от брюк, а женщины, соответственно, от юбок. Но эта одежда была, скорее, практична, чем элегантна, и смахивала отчасти на ту, что в наши времена носили ковбои и помощники кочегаров. С одной лишь разницей: она была сшита из ткани, не поддающейся на разрыв, и создавала неведомые нам удобства.
Например, чуть позже мы узнали, что в ней можно было поддерживать температурный режим по своему желанию.
Узнав это, Маргарет сразу же шепнула мне на ухо, что, на ее взгляд, эра шубок и кашне безвозвратно миновала, как, прочем, и шерстяных носков.
Но больше всего нас поразил язык, на котором изъяснялись эти славные парни.
Деламар, Брент и Глория втроем знали, мне думается, не менее двух десятков языков, но и они встали в тупик перед той тарабарщиной, что раздавалась вокруг.
Вскоре на воздушном транспорте необычного для нас вида примчалась официальная делегация из десяти шишек.
Они сразу же бросились к нам, и мы наконец-то с облегчением услышали, как один из них говорит по-французски.
Но, боже мой, до чего же исковерканным он оказался… Ну точь-в-точь, как если бы в двадцатом веке вдруг воскрес Франсуа Вийон и начал бы декламировать свои замечательные стихи. Уверен, у него при общении возникли бы те же трудности, что испытывали мы, разговаривая со своими далекими потомками.
Конечно, нам сразу же объяснили, в чем тут дело.
Выяснилось, что уже примерно в течение двух тысяч лет Земля являла собой единое государство, и для облегчения индивидуальных контактов создали новый язык, в обязательном порядке преподававшийся во всех школах мира.
Так называемые древние языки остались как бы в порядке сохранения традиций, как диалекты в наше время.
Однако основные древние языки по-прежнему изучались в высших учебных заведениях, как когда-то древнегреческий и латынь.
Видимо, удержались и некоторые другие традиции, так как нас пригласили на угощение с вином в честь столь знаменательного события, как наш прилет. Это, что и говорить, пришлось мне очень по душе:
