стремится к разгадке.
Он доволен, что Марла и Лиззи живут у него. Марла готовит, убирает дом, любит его, когда он пожелает, а в остальное время остается его добрым, неназойливым другом. От Лиззи он без ума, это сразу видно. Может быть, он считает, что если все оставить как есть, то Марла с дочерью останутся у него навсегда.
А кроме Джерри, помочь некому.
И вдруг она вспомнила красавицу вдову. Ее обвиняют в убийстве мужа.
Вот кто заинтересован в разгадке.
Вторая жена будет, безусловно, счастлива получить информацию, которая поможет ей оправдаться. И у нее есть деньги и влияние, следовательно, в полиции от нее не отмахнутся.
Если только Марла сумеет каким-то образом связаться с ней.
Она вспомнила имя знаменитого адвоката и улыбнулась.
Секунду спустя Марла уже спрашивала у телефонистки номер справочного бюро Джексона.
ГЛАВА 42
Ронни лежала на кровати, в доме Салли Макгир и смотрела на освещенный лунным светом потолок. Дом утих, лишь изредка слышался скрип проседающих полов. Салли отправилась спать в половине двенадцатого – очевидно, она привыкла ложиться в этот час. Ронни слышала, как хозяйка поднималась по лестнице.
Приехав на ферму после похорон, Ронни решила, что сможет заснуть, настолько она была измучена. Поэтому она отправилась в спальню довольно рано, почти не раздеваясь, рухнула на кровать и выключилась. Однако через два чдса она очнулась и с тех пор, как ни старалась, не могла вновь погрузиться в забытье.
Чтобы провалиться в темноту, нужно освободиться от мыслей.
А в голове, как на грех, крутилась всякая чепуха: обрывки детских воспоминаний, что-то про Льюиса, тоска по Тому…
Заснуть вполне возможно – стоит только перестать думать.
“Все считают, что я убила Льюиса…”
Проснувшись, она приняла горячую ванну (пролежала в ней почти час) и покрыла лицо слоем увлажняющего крема.
“Отец видел эти фотографии…”
В конце концов Ронни выбралась из ванны, почистила зубы, причесалась и надела свою лучшую ночную рубашку – в полоску, длиной по щиколотки. Эту рубашку привезли из Седжли (накануне Селма прислала в офис Осборна два чемодана с одеждой Ронни), и она слегка пахла засушенной жимолостью, которую Ронни обычно держала в шкафу.
Запах напомнил ей о Седжли.
Комната для гостей на втором этаже оказалась на редкость удобной. Там стояла широкая кровать, крепкий дубовый платяной шкаф и низкое кресло в углу. Стены были выкрашены в небесно-голубой цвет. Потолок – белый. На большом окне – белые шторы. Они были сейчас раздвинуты, и лунный свет лился на кровать.
Прежде ее отец и сестры гордились ею: как же, единственная из Сибли, она пробила себе дорогу в жизни. Вышла замуж за сенатора. А теперь на них упала тень ее позора.
Сколько ни старайся, нельзя освободиться от мыслей. Заснуть – нельзя.
Отец и сестры уже улетели домой. Сказали, что в случае необходимости явятся на суд. “Боже, неужели меня будут судить за убийство Льюиса? Кто же в это поверит?”
На темно-синем полуночном небе мерцали таинственные светлые точки. В детстве Ронни верила, что добрые феи разбрасывают по небу волшебный светящийся порошок, чтобы подготовить приход нового дня.
Ни отец, ни сестры ни слова не сказали ей про Тома. А фотографии они, безусловно, видели – да кто во всей Америке их не видел? Но так уж повелось в их семье – никогда не говорить о главном. Даже когда мать покинула их, ее уход никогда не упоминался в разговорах. Ни разу за много лет.
Поскрипывание половиц сделалось как будто громче. И ритмичнее.
Ронни прислушалась. Дом как будто тяжело дышал. Или кто-то поднимается по лестнице…
Ронни села на кровати и затаила дыхание.
Дверная ручка начала медленно поворачиваться.
“Кто-то убил Льюиса. Теперь настал мой черед…”
В дверном проеме возник мужской силуэт.
Пальцы Ронни нашарили тяжелый будильник – ничего лучше под рукой не было. Она захотела набрать в грудь воздуха, чтобы закричать. Легкие вдруг отказались повиноваться.
Лунный луч упал на волосы пришельца.
– Том? – прошептала Ронни.
– Я думал, ты спишь.
Он беззвучно прикрыл за собой дверь и прокрался к кровати. Том ступал так тихо, что она догадалась, что он без туфель.
– Том!
Будильник упал на одеяло. Ронни выбралась из кровати и кинулась к нему, и он обхватил ее.
– Ш-ш-ш… – Он сжал ее медвежьей хваткой, едва не сломав ребра. – Не надо будить…
Маму, безусловно, хотел он сказать. Но не договорил, так как уже целовал ее губы. Его ладонь легла ей на макушку, пальцы взъерошили волосы. Ее руки привычно потянулись к его шее, и она поцеловала его так, словно вся ее жизнь вместилась в этот поцелуй.
Только сейчас она ощутила, как же холодно и одиноко ей было без него, без его надежных, теплых рук.
– Том, я так тебе рада, – прошептала она, когда он наконец оторвался от нее.
– Я смотрел этот сволочной спектакль по телевизору. Прости, что меня с тобой не было.
– Ты был мне нужен.
– Я знаю.
– Том…
– Ш-ш-ш.
Он вновь стал ее целовать.
– Том, я боюсь.
Даже самой себе до сих пор Ронни не признавалась в том, что боится.
– Я люблю тебя. – Он сжал ее лицо в ладонях. – Я хотел тебе это сказать тогда, у Дэна, но он украл у нас четыре минуты.
Она ахнула и впилась в его губы. Теперь Ронни обнимала его за талию. Ладони ее забрались под его футболку, дотронулись до его спины, и она вдруг ощутила неодолимую, безумную потребность любить его. Она задрала его майку, и он отпустил ее, чтобы она могла стянуть с него футболку через голову.
Она провела губами по его шее, по волосатой груди, по плоскому животу и вдруг встретилась с брючной пуговицей. Тогда Ронни опустилась возле него на колени и уткнулась лицом в его живот. Его руки лежали на ее голове, но Том не предпринимал попыток оттолкнуть ее. А она не могла, уже не могла остановиться. Ее жадные пальцы расстегнули “молнию” на джинсах, скользнули под трусы и помогли члену выбраться на свободу. Он оказался большим, твердым, горячим. Она нежно прильнула к нему губами.
Том глухо застонал. Потом его пальцы захватили прядь ее волос и отвели ее голову в сторону. Он сбросил джинсы, опустился на колени, уложил ее на спину в полосу лунного света и стянул с нее рубашку. А потом он улегся на нее, сжав коленями ее бока.
Ронни вскрикнула, но он поцелуем заставил ее умолкнуть.
Ковер сбился под ее спиной, когда Том вошел в нее. Она чувствовала холодные жесткие доски. Она подалась навстречу Тому, вцепившись пальцами ему в спину. На его горячей коже выступил пот, мышцы дрожали от напряжения.
Он был уже глубоко внутри ее, он заполнил ее собой, он поджег ее. Она извивалась под ним, жарко дышала ему в рот, царапала его ногтями, со страстью отвечая на его властные требования.
