— Ему лучше с каждым днем. Хорошо, что он у нас.
— Я видела, ты сегодня готовила пирожки с рыбой.
Тилди кивнула.
— Что, разве Джаспер уже может есть такую пищу?
— Нет, это для вас и капитана Арчера. За то, что вы так хорошо отнеслись к Джасперу. Не каждый взял бы мальчика к себе в дом.
— Так что же все-таки тебя беспокоит?
Девушка прикусила нижнюю губу и повернулась к Люси.
— Скажите, хозяйка, это грех — дать клятву кому-нибудь, кроме Господа?
Люси не нашлась, что ответить. Она лишь понадеялась, что Тилди и Джон пока не успели поклясться друг другу в верности.
— О какой клятве ты говоришь, Тилди?
— О тайне. О такой, какую никому нельзя рассказать, сами знаете.
— Ты имеешь в виду, что какой-то друг поведал тебе тайну? Или взял с тебя тайную клятву?
Тилди хмуро задумалась.
— Сама толком не пойму.
— Может быть, тебе рассказали что-то и ты пообещала об этом молчать? Или кто-то попросил тебя дать клятву — скажем, к примеру, ты поклялась никогда больше не есть пирожков с рыбой — и велел никому об этом не рассказывать?
— Пожалуй, первое.
У Люси от сердца отлегло.
— В таком случае все в порядке, Тилди, если твоя тайна никому не принесет вреда.
Тилди примолкла, все еще покусывая нижнюю губу. Горка размолотого корня росла под жерновом, девушка начала шмыгать носом.
Люси распахнула дверь, чтобы проветрить кухню.
— Мне кажется, тебе нравится Джон. Я права, Тилди?
Девушка покраснела и склонила голову.
— Я не хочу совать нос в чужие дела, но невольно напрашивается мысль, что твое сегодняшнее настроение как-то связано с Джоном.
— Ой, нет. С Джоном интересно поболтать, и он подружился с Джаспером. Я… мне просто жаль Джаспера, столько всего ужасного с ним приключилось.
— Ладно, я рада слышать, что Джон не разбивает тебе сердце.
Тилди улыбнулась сквозь слезы.
— Он никогда бы так не поступил.
Люси закашлялась.
— От этого корня просто можно задохнуться.
— У вас глаза совсем красные, миссис Люси.
— У тебя тоже. Так чего мы стоим здесь, как дуры?
Они расхохотались и, выскочив за дверь, зашлись кашлем, который вскоре перешел в смех. Люси сознавала, как дорога ей эта девушка, и понадеялась, что Бесс ошиблась насчет Джона. Если Бесс все-таки права, то никто не смог бы защитить Тилди от душевной травмы. Она была очень постоянна в своих симпатиях.
14
Возлюбленная короля
Мелкий дождик барабанил по капюшону накидки, когда Торсби торопливо спускался по тропинке к реке. Он уже чувствовал, как ледяная вода просачивается сквозь капюшон и головной убор. За ним семенили двое слуг, с трудом удерживая на плечах сундук, набитый бумагами и подарками. Нед, оруженосец Торсби, нес корзинку с провизией и вином; от Лондона до Виндзора по реке путь довольно короток, но Торсби был так занят, что за весь день не успел поесть. Новые сапоги утонули в грязи у самой кромки воды, и архиепископ выругался. Матрос с баржи очень удивился, услышав такие слова из уст самого архиепископа Йоркского.
— Печальная правда состоит в том, что я в большей степени лорд-канцлер, чем архиепископ, — пояснил, заметив его реакцию, Торсби.
— Ваша светлость? — недоуменно переспросил матрос.
— Ничего. — Торсби поморщился и отступил в сторону, пропуская слуг с сундуком. — Сейчас и посмотрим, сможешь ли ты доставить меня в Виндзор, прежде чем я замерзну до смерти.
— Да, ваша светлость.
Архиепископа утешала только одна мысль, что ледяной дождь здесь, в Лондоне, вероятнее всего, означал снегопад в Йорке, поэтому ему еще повезло, хоть он вымок и замерз.
Торсби нырнул под навес. Нед подложил подушку на солидный стул с подлокотниками, выставленный в центре этого небольшого укрытия, и архиепископ сел, подоткнув плащ, чтобы быстрее согреться.
— Не хотите ли глоток вина, ваша светлость? — спросил Нед.
— Пока нет. Для начала попытайся соскоблить грязь с этих сапог.
Пока парень трудился над сапогами, очищая их палочкой и тряпкой, Торсби откинулся на стуле, обдумывая свой визит в Лондон. Там он встречался со вторым сыном одного своего старого друга и посоветовал юноше, что если тот искренне желает отдалиться от соблазна — его застали в постели с двумя кузинами одновременно, причем обе были замужними дамами, — то должен уговорить отца написать священнику, стоявшему во главе цистерцианского аббатства Риво, что на болотах. В том краю юноша, скорее всего, вообще не встретит ни одной женщины за всю жизнь. Кроме того, Торсби поручил своему самому расторопному секретарю, брату Флориану, отыскать записи, относящиеся к деятельности Голдбеттера и его компании. Флориан был чрезвычайно заинтригован, узнав, что его задача — выявить убийцу. Среди всех этих забот, на которые ушел целый день, Торсби успел приказать разделить винные запасы между подвалами Йорка и Лондона, а также приобрел сапоги, которые сейчас уже были очищены от грязи, но оставались еще сырыми.
— Благослови тебя Господь, Нед, — произнес Торсби, осматривая сапоги. — Эта пара стоила мне столько же, сколько весь твой гардероб. Вот теперь я могу насладиться вином.
Дождь продолжал моросить, когда они втиснулись в виндзорский док. Торсби неохотно вышел из-под навеса, но, по крайней мере, здесь он ступил с баржи на деревянный настил, не успевший обрасти грязью. На холме возвышался замок. Торсби убедился, что Уикем все еще занимался расширением здания. Строительные проекты Уильяма де Уикема успели завоевать благосклонность короля. Теперь Уикем был хранителем личной печати — должность, которая обычно предшествовала назначению на пост лорд- канцлера. Торсби прежде тоже был хранителем личной печати. Архиепископ начал задумываться, сколько еще времени пройдет, прежде чем Эдуард снимет с его шеи цепь канцлера и повесит ее на Уикема.
В огромном зале ревели камины и вино лилось рекой, согревая придворных, а сотни свечей сжигали без остатка все воспоминания о мокрой слякоти снаружи. Языки пламени отражались от драгоценных камней и блестящих тканей. Торсби слышал рассказы о первом рождественском празднике Эдуарда, когда тот только взошел на трон, — скромное, тихое, простое собрание. Экономия была вынужденной из-за того, что родители Эдуарда, король Эдуард II и королева Изабелла, а также Роджер Мортимер, любовник Изабеллы, опустошили королевскую казну. Но сейчас, когда победы во Франции принесли трофеи и выкупы, Эдуард позволил своему двору сиять.
Обсохнув как следует, Торсби поспешил к королеве Филиппе. К своему прискорбию, он увидел, что ее здоровье не улучшилось. Лицо королевы, всегда такое цветущее, теперь было пепельного цвета, щеки обвисли. Расхаживая по своим покоям, ее величество опиралась на трость — украшенную драгоценными камнями, но все-таки трость. Королева так и не оправилась после неудачной прогулки верхом восемь лет назад, но до сих пор ей удавалось скрывать хромоту. Зато наряд ее сиял, как прежде.
