подготовить почву.
— Валяй, — разрешила я.
Подготовка почвы заняла у Инги целых двадцать минут. Я уже собиралась снова заснуть, когда она появилась и скомандовала:
— Вылезай.
— Надеюсь, ты все сделала в точном соответствии с требованиями агротехники? — Я выбиралась из машины, покряхтывая, как старая бабка. — Вспахала, удобрила?..
На Ингу мой сельскохозяйственный юмор не произвел ни малейшего впечатления.
— Учти, ты жертва домашнего произвола, — предупредила она, захлопывая дверцу «мерса». — Это я насчет твоих синяков.
Глава 15
У Ингиной кузины Сони было остренькое, вытянутое вперед лицо и длинный нос. Не такой, как у Буратино, конечно, но достойный особого внимания. По крайней мере мне сразу пришло на ум, что ее пренепременно в школе дразнили Долгоносиком, а то и как-нибудь позабористее. На Ингу, кстати говоря, она не походила ни капельки. Инга-то, как известно, роскошная красавица, а Соня — так, серая мышка, еще более серая, чем Инга до своего чудесного перевоплощения в восьмом классе, о котором я, помнится, уже рассказывала в самом начале этой истории, так что не буду повторяться. С той лишь разницей, что Соне подобные сказочные чудеса не грозили ни в ближайшем, ни в отдаленном будущем. Образно выражаясь, Инга в конце концов прошла все надлежащие стадии и превратилась из невзрачной зеленой гусеницы в бабочку-махаон, а бедняжка Соня навечно осталась в замухрышках-гусеницах.
Пока Соня и Инга деловито обсуждали условия моего пребывания в Сонином доме, я от нечего делать продолжила свои физиономические опыты и углубилась в них настолько, что, руководствуясь банальной истиной «лицо — зеркало души», добралась-таки до особенностей хозяйкиного характера. То, что отражалось в этом «зеркале», не слишком меня вдохновляло. Остренькие как бритва очертания Сониного подбородка, тонкие, обиженно поджатые губы, бегающие блеклые глазки и собранные в неряшливый пучок пегие волосы даже не говорили, а криком кричали о том, что Ингина кузина, на гостеприимство которой я здорово рассчитывала, стервоза каких мало. Впрочем, ладно, мне ли в моем положении выбирать.
— Н-ну, как тут у вас дела? — Странно, но мне показалось, что Инга слегка заискивает перед своей долгоносой сестрицей. Неужто из-за меня?
— Да все как обычно, — дернула костлявым плечом Соня, — в долгах как в шелках, за одно расплатиться не успеем, а тут новая напасть… То крыша течет, то канализация засорилась…
— Как крыша течет? Опять? — Инга почему-то нахмурилась. — Вы же ее перекрыли!
— Так я ж про это и толкую, — стояла на своем Соня, — она же нам обошлась дороже, чем мы предполагали. А теперь вот хотим к центральной канализации подключиться, сколько же можно… Яма зимой замерзает, и говновозка теперь такая дорогая, каждый раз кругленькую сумму выложи. Уж слишком дорого нам это дерьмо обходится, прямо золотое!
Этот безыскусный монолог подвиг меня на безрассудный поступок — я вмешалась в их разговор без всякого приглашения с идиотским комментарием:
— Недаром же ассенизаторов в старину называли золотарями!
— Чего-чего? — переспросила кузина Соня с нескрываемым раздражением. Видно, ей здорово не понравилось, что я ее перебиваю в ее же собственном доме.
Инга за Сониной спиной сделала мне большие глаза, и я поспешила сгладить неприятное впечатление, довольно неуклюже, как выяснилось впоследствии:
— Ну вы же сами сказали, что дерьмо у вас золотое…
Инга, с ужасом глядя на меня, успела покрутить пальцем у виска, прежде чем Соня к ней обернулась.
— Это ей, значит, муж навешивает? — поинтересовалась она без всякого намека на сочувствие. Да какое там сочувствие, когда на ее вытянутом лице при желании можно было прочесть: и поделом!
И кто меня только за язык тянул!
— Я же тебе говорила, у нее сложные семейные обстоятельства… — виновато забубнила Инга, бросая в мою сторону свирепые взгляды. — Я бы ее к себе взяла, но сейчас не могу. Ованесова родня из Еревана понаехала.
— Ну да… — недоверчиво протянула Соня и не без злорадства обозрела мою исцарапанную физиономию. — Это тоже он? Неплохо приложил…
Нет, как вам нравится такая женская солидарность! И вообще, мне с самого начала не понравилась Ингина легенда про изувера-мужа, могла бы придумать что-нибудь получше. По мне, так лучше быть покусанной бешеной собакой!
— Зубы-то хоть целы? — Мадам Долгий Нос оглядела меня так бесцеремонно и придирчиво, словно я была выставлена на продажу.
Ну и мымра, вы встречали что-нибудь подобное в своей жизни? Я лично до этого момента никогда!
Разумеется, я уже приготовилась достойно ответить ей, но напоролась на сердитый Ингин взгляд. Ладно уж, промолчу, но предупреждаю: это в последний раз!
— А как дети? — спросила Инга, уводя разговор в другую степь, как самоотверженная дикая утка уводит лису от гнезда с птенцами.
— А что им? Растут, болеют, в штаны делают. — Соня все еще сверлила меня бдительным взором.
— Тогда я пойду посмотрю на них, — объявила Инга и юркнула за дверь веранды, оставив меня один на один с противником. Вернее, противницей. Ну это уже свинство, разве нет?
Однако хозяйка, поначалу встретившая меня чуть ли не в штыки, неожиданно сменила гнев на милость:
— Ведь все для них стараюсь, для детей, для кого же еще… Самой-то мне ничего не надо!
Последняя фраза была явно рассчитана на меня, и я не упустила возможности выказать свою лояльность:
— И сколько их у вас? Двое?..
— Четверо, — огорошила меня Соня, — сами знаете, что это такое по нынешним временам. Некоторые одного-разъединого заведут и того все время норовят на кого-нибудь спихнуть: на бабушек там, дедушек или еще на кого… А тут ведь целый день колготишься, к вечеру в глазах рябит. Мне ведь скинуть их не на кого, все сама, сама…
— Да, это очень тяжело, вы просто героиня, — льстиво подхватила я. А ведь долгоносая Соня и впрямь заслуживала похвал, и мне стоило бы забрать некоторые из произнесенных выше слов обратно. Ну, из тех, коими я наградила ее заочно. Может, она и стерва, конечно, но не каждая душка-милашка столько пользы стране принесла. Особенно учитывая, что у нас творится с демографией. Я вон только на одного и сподобилась, а Инга и того меньше. Так что отпустим Соне все ее прегрешения, как прошлые, так и будущие. , — А у вас-то дети есть? — Соня будто прочитала мои мысли.
— Сын. — Я невольно улыбнулась. — У бабушки сейчас отдыхает.
— Бабушка — это хорошо, — произнесла Соня со значением. — А у нас бабушек-то нет, все поумирали. — Она немного помолчала и добавила:
— Чего это мы на пороге застряли, пойдемте в дом.
Я послушно пошлепала за ней, заискивающе приговаривая:
— А что это вы мне выкаете? Обращайтесь просто: Таня — и все.
В гостиной, или как там еще называлась первая после веранды комната, мы с Соней застали совершенно умилительную картинку: Инга возилась с многочисленными Сониными отпрысками. Вела она себя совершенно естественно, без притворства, я чуть не прослезилась. Прежде мне не доводилось видеть ее такой. Дети, похоже, были в восторге от заезжей московской тетушки-красавицы, облепили ее со всех сторон и что-то лопотали, стараясь перекричать друг дружку. А она оделяла каждого гостинцем (когда она только успела ими запастись?), гладила по головке и приговаривала;
— Не бойтесь, всем достанется.
— А теперь знакомься. — Инга обернулась ко мне и потрепала по щечке худенькую девочку лет семи, — Это Катя. А это Маша. — Инга поправила платьице второй девчушке, лет четырех на вид. — Это Сережка, — взъерошила она вихры мальчугану чуть поменьше Маши. — А этот карапуз — Кирилл, — представила она
