самым последним сидящего у нее на коленях крупного анемичного младенца. — Нам уже целых десять месяцев, да? — просюсюкала она, обращаясь к малышу. — Мы уже ходим, скоро будем бегать. Кирюша, скажи тете «агу».
Анемичный Кирюша и впрямь открыл рот, но лишь затем, чтобы срыгнуть Инге на брюки. Выражение брезгливости возникло было на Ингином лице, но она быстро справилась с собой, прощебетав с неподражаемой беззаботностью:
— Ничего страшного, дело житейское, да, Кирюшка?
— Ага, скажи, я тебя еще и обделаю, — невозмутимо озвучила Кирюшины «мысли» Соня.
— А что, он без подгузника? — спохватилась Инга.
— А то, — Соня почти ликовала, — памперсы и хаггисы нам не по карману, да, сыночек? Поэтому мы по-простому делаем в штаны, а мама потом наше дерьмо отстирывает.
Не спорю, женщина она, конечно, героическая, многодетная мать и прочее, но почему у нее разговоры только вокруг дерьма вертятся!
Соня забрала у Инги Кирюшу, имеющего привычку «по-простому» пачкать штаны.
— Ладно, давай его мне, вижу же, нос воротишь…
— И ничего я не ворочу! — возразила Инга. И зачем она притворялась? Вон как ее передернуло, когда несчастный Кирюша срыгнул ей на штаны. И «агуканья» ее насквозь фальшивые, как я теперь понимаю, но ради чего? Неужто это все из-за меня, только для того, чтобы пристроить меня на время в Сонином семействе? Тогда это беспрецедентная жертва с Ингиной стороны, только напрасная, потому что Соню так просто не проведешь, она раскусила Ингину игру еще раньше меня. И, кроме того, у меня почему-то такое впечатление, что общение у них какое-то натянутое, чисто ритуальное. Инга делает вид, что души не чает в Сониных отпрысках, а Соня изображает из себя пусть и несколько грубоватую, но искреннюю бабу. Что касается младенцев, то тут вопрос остается открытым. Может, их невинное щебетание тоже сплошное притворство?
Ну нет, о чем это я, дети — чистые души и на лицемерие не способны, хотя, как известно, яблоко от яблони… Кстати говоря, эти «яблочки» и в самом деле недалеко укатились, все — точная, уменьшенная в разных масштабах копия мамы Сони, этакие маленькие долгоносики. Даже в десятимесячном Кирюше, несмотря на младенческую пухлость, легко угадываются фамильные черты.
Пожалуй, только крепенький боровичок Сережа выбивается из общего ряда: крупной, красиво вылепленной головой, густыми каштановыми вихрами и большими, чуть навыкате голубыми глазами. Да и носик у него самую малость подгулял, совсем даже не длинный, а аккуратненький такой, пипочкой. Ну что тут скажешь, в семье не без «урода». В кого бы он такой? Может, в папочку пошел? Действительно, ведь без папочки здесь не обошлось. Где он, кстати, что-то я до сих пор его не видела. Пора бы и ему принять участие в любительском спектакле под названием «Теплые родственные отношения».
Представьте себе, он тут же и появился. Словно стоял за сценой, пардон, за дверью и ждал, когда я о нем вспомню. Удивительно даже, что его первой репликой стала не коронная «кушать подано», а «о-о-о, кто к нам пожаловал!». После чего он бросился к Инге лобызаться.
— Здравствуй, Толик. — Инга подставила ему щечку с довольно-таки кислой улыбочкой.
Дети на появление папаши отреагировали довольно вяло: поздоровались и разбрелись по углам. Сам Толик удостоил особого внимания только младшего, взял на руки, показал «козу» и снова усадил в манеж. Тот, не выказав ни малейших признаков неудовольствия, сразу же уставился немигающими глазами на люстру. Не ребенок, а песня! Никакого сравнения с моим Петькой, который в блаженном Кирюшином возрасте и одной минуты на месте не сидел, а уж как орал, боже милостивый! Я с ним даже поесть нормально не могла, так и бегала — в одной руке Петька, в другой бутерброд, рискуя в суматохе перепутать и откусить что-нибудь не то.
Кажется, я вас окончательно заболтала, забыв сообщить самое главное, а именно: явившийся домой глава семейства по имени Толик тоже был точной Сониной копией, правда, несколько увеличенной. Надо же, как они подобрались, бывает же такое. И нос у него длинный, и подбородок острый, и пегие реденькие, зализанные на левую сторону волосы.
— Давненько, давненько мы тебя не видели. — Толик уселся на диван рядом с Ингой и по-родственному приобнял ее за плечи. — Совсем нас забыла, матушка.
Инга почему-то стала оправдываться:
— Все некогда было, то одно, то другое… Неприятности мелкие… И крупные…
— Какие, например? — допытывался въедливый Толик.
— Да вот у подружки проблемы. — Инга кивнула на меня. — Хочу ее к вам на время пристроить.
— Эту, что ли? — Толик посмотрел на меня так, будто только что увидел. Еще один притвора! — А что это с ней?
— Муж отмутузил, — услужливо подсказала Соня.
— Бывает. — Толик расплылся в скабрезной ухмылке. — А за что?
Я уже открыла рот, чтобы облаять их всех в их собственном же доме, но прыткая Инга меня опередила:
— Да ни за что. По пьянке. Я тут договорилась с Соней, пусть она у вас пару дней побудет, пока все утрясется… Я ее скоро заберу.
— Ну пусть побудет, — разрешил Толик без восторга. — Ну а твой муженек как? — Это он уже Инге.
— Да все так же, я его почти и не вижу. Машину ему недавно разбили.
— Это «Линкольн», что ли? — Толик даже побагровел.
— Ну да, — подтвердила Инга.
— Сильно?
— Правое крыло всмятку, — доложила Инга.
— Это же такая куча бабок! — присвистнул Толик и начал нервно покачивать ногой.
— А мы вот все ремонтируемся, ремонтируемся… — выдал Толик после минутной паузы, потребовавшейся ему для переваривания Ингиной истории с «Линкольном», — тоже кучу бабок вгрохали, а конца все не видать. — В его голосе звучал плохо скрываемый упрек в Ингин адрес: мол, вы иномарки бьете, а тут на канализацию не наскребешь. С чего бы это, а?
Инге нравоучительный Толиков тон, похоже, совсем не понравился, и она засобиралась домой:
— Ну ладно, мне пора. Рада, что вас повидала…
— Уже? Так скоро? — Толик тоже вскочил с дивана. — И не посидели совсем…
— Вот на днях заеду, тогда и посидим, — пообещала Инга и кивнула в мою сторону:
— А в залог я вам свою подружку оставляю, Танюшку. — Она как-то вымученно мне подмигнула. — Надеюсь, лишний рот вас не слишком обременит?
— Ничего, рассчитаемся, — хохотнул Толик. Ингу заметно покоробило. Господи, да она же их терпеть не может, это мне стало так ясно, хоть иголки собирай. Какого же черта она меня сюда притащила, спрашивается.
Само собой, я изложила ей свои соображения, когда мы трогательно прощались у калитки.
— А куда еще? — огрызнулась она. — Ты же в Котов не желаешь!
— Чего ты завелась? — Я тоже полезла в бутылку.
— А чего ты цепляешься все время! Нормальные у нас отношения, нормальные, понятно? И тебя здесь никто не съест с гречневой кашей! — выпалила Инга и понеслась к своему стоящему у обочины «мерсу». Никогда не видела ее такой злой!
— Эй! — крикнула я ей вслед. — Мне нужна другая одежда.
— Ничего, зашьешь, кто тебя тут увидит, — кинула она через плечо. — Приеду забирать, что-нибудь привезу.
Глава 16
Против моих ожиданий после Ингиного отъезда никто из долгоносиков не стал меня особенно притеснять. Впрочем, сходить с ума от неумеренного гостеприимства они тоже не собирались. Соня поинтересовалась, не голодна ли я, и, получив отрицательный ответ (не исключено, что с легким сердцем), показала мне мою комнату. Комната оказалась в мезонине-новострое, по поводу чего Соня буркнула мимоходом:
— Зимой здесь, конечно, никто не живет, а летом иногда, в жару, Толик ночует. А кроме мезонина, мы
