— Вы не из милиции! — отчаянно взвизгнула постепенно и с большим опозданием прозревающая Марина.
Он ничего не ответил, только крепче вцепился в баранку.
— Немедленно остановите машину! — потребовала Марина, холодея от ужаса.
— Сейчас! — огрызнулся он и свернул с асфальта на грунтовку. Панельные коробки санаториев и пансионатов сразу же сменились приземистым частным сектором, машина запрыгала по ухабам, а Марину стало швырять из стороны в сторону.
То ли от тряски, то ли от страха, а может, и от того, и от другого разом голос ее завибрировал, как струна:
— Вы-выпустите меня отсюда! Ужас, обуявший ее, был просто животным. В голове не укладывалось, что она находится буквально на волоске от смерти. Но как же так, пульсировало в висках, это же не каперанг, не каперанг! Этот совсем на него не похож! Кровь прилила к лицу, а в ушах так звенело, что она не сразу услышала тревожный и тягучий звук, что-то такое напоминающий… Боже, конечно же, это была сирена, милицейская сирена!
Убийца ее тоже услышал, покосился назад и процедил сквозь зубы:
— Сука… Это твоя работа!
Марина оглянулась и сквозь заднее стекло разглядела милицейский «уазик», мелькающий в клубах пыли, и заорала так, что легко перекрыла вой сирены.
Преступник занервничал, его руки на баранке задрожали, кажется, он уже почти себя не контролировал. Салон автомобиля сразу наполнился отборным матом, перемежаемым злобным шипением. Вот только останавливать машину убийца не собирался, продолжая гнать вперед.
— Ты, ты! — заорал он. — Куда ты дела зажигалку?
— Что? — Марина не сводила взгляда с «уазика», который буквально скакал по ухабам вслед за ними, то приближаясь, то вновь отставая.
— Куда ты дела зажигалку? Марина даже забыла о грозящей ей смертельной опасности, таким нелогичным показался ей этот вопрос. Ведь, по ее твердому убеждению, зажигалка должна была находиться в руках убийцы. Только поэтому она и ввязалась в дискуссию:
— Какую зажигалку? Серебряную?
— Да! — рявкнул он.
— В виде рыцаря? — уточнила Марина, наблюдая за «уазиком», похоже, постепенно выбивающимся из сил. «Ну давай же, давай!» — мысленно подбодрила она милицейскую колымагу, от которой так много зависело.
— Куда ты ее дела? — взревел убийца, не желавший долго играть в кошки-мышки.
«Это у тебя спрашивать надо», — подумала Марина, а вслух сказала:
— Я ее так спрятала, что тебе ее в жизни не найти, понял?! И если ты собираешься меня прикончить, тебе это все равно не поможет. Ты не рассчитал, свидетелей слишком много, чтобы тебе удалось всех убрать!
— Ну по крайней мере хоть ты заткнешься, — пообещал он со зловещей улыбкой, от которой кровь в Марининых жилах не просто застыла, а заледенела. — Ты думала, что ты слишком умная, а ты просто идиотка, которая сует свой нос куда не надо. — С этими словами он, не выпуская баранки, перегнулся через сиденье и, распахнув дверцу, приказал:
— На выход!
Марина вжалась в спинку сиденья и вцепилась руками в обивку. Конечно, она была не против того, чтобы выйти, но не на такой же скорости! Между нею и преступником завязалась борьба, непродолжительная, потому что почти неуправляемый автомобиль пошел юзом, накренился… и она сама вылетела из салона, зажмурив глаза и до крови прикусив нижнюю губу. Роковой встречи с землей еще не произошло, а Марина уже приготовилась к самому страшному. Тем удивительнее для нее было несколько секунд спустя обнаружить себя в кювете достаточно живой для того, чтобы пронаблюдать, как мимо по разъезженной грунтовке пронесся милицейский «уазик», натужно урчащий и оглашающий окрестности истошной сиреной. Неожиданно в голову ей пришла дурацкая мысль, совершенно не соответствующая трагичности момента: она подумала, что «уазик» похож на разъяренного барбоса, преследующего залезшего в хозяйский сад воришку.
А потом она все-таки решилась подсчитать потери, понесенные ею в результате незапланированного десантирования из машины. Их было предостаточно, но, сколько она понимала в таких делах, ни одной — невосполнимой. Ноги, руки на месте, голова тоже. Ссадины, ушибы и синяки при подобных раскладах можно было всерьез не принимать. Однако встать и покинуть кювет она не решилась, опасаясь закрытых переломов. «Может, у меня шок?» — предположила она, дивясь собственной живучести, и на всякий случай принялась спешно вспоминать известные ей признаки сотрясения мозга.
А потом неподалеку от нее остановилась машина, судя по раскраске, милицейская, но не «уазик». Из машины выскочили двое в милицейской форме и, присев на корточки, заглянули в кювет.
Тот, что оказался совсем рядом с Мариной, сдвинул на затылок форменную фуражку и спросил:
— Двигаться можете? Марина слабо шевельнулась.
— Отлично! — обрадовался он. — Вы, главное, не волнуйтесь, мы сейчас «Скорую» по рации вызовем. — Он отошел к машине, и очень скоро Марина услышала:
— У нас пострадавший, точнее, пострадавшая на Ивановской грунтовке. Да, срочно.
Пока один милиционер связывался со «Скорой», второй сидел рядом с Мариной и смотрел на нее добрыми участливыми глазами.
Глава 24
МРАЧНЫЕ ПРОГНОЗЫ СБЫВАЮТСЯ
По странной иронии судьбы, «Скорая» доставила Марину в ту самую больницу и в то самое травматологическое отделение, где она уже успела побывать, когда выясняла судьбу фотографа с желтым попугаем. Впрочем, при чем здесь судьба со своей иронией, если больница в городке одна? Маленькая и сухая врачица, которой на вид было лет восемьдесят или около того, довольно больно ощупала Марину своими костлявыми холодными пальцами и буркнула в ватно-марлевую повязку:
— Не вижу ничего серьезного, только ушибы мягких тканей.
Однако учла обстоятельства, при которых эти ушибы были получены, и оставила Марину до утра в стационаре, чтобы, как она выразилась, «понаблюдать». Марина не стала особенно возражать, тем более что на поезд она все равно уже опоздала. И тогда ее, щедро разукрашенную зеленкой и в нескольких местах заклеенную лейкопластырем, препроводили в палату, где она составила компанию трем женщинам, у которых, судя по всему, дела были посерьезнее Марининых. По крайней мере, у этих, кроме пятен зеленки и заплаток из лейкопластыря, она разглядела еще и загипсованные конечности. Марина тихо прилегла на свободную кровать у стены и в ту же секунду провалилась в глубокий спасительный сон, который был для нее самым лучшим лекарством.
— Эй, проснитесь! — раздалось прямо над Марининым ухом. При этом кто-то тряхнул ее за плечо.
Она открыла глаза и увидела Мохова, который сидел на стуле рядом с ее кроватью, весь из себя невообразимо модный, и сладко-пресладко улыбался.
— Доброе утро, Марина Геннадьевна.
Марина приподнялась на локте и огляделась.
— Ну, как мы себя чувствуем? — осведомился Мохов, делая заботливую мину.
— Хорошо, — сказала Марина, хотя, если честно, все ее тело ломило так, словно накануне на ней пахали. Но она справедливо рассудила, что это сущие пустяки по сравнению с тем, что грозило ей еще вчера, и мужественно преодолела желание немного пожаловаться. Вместо этого она спросила:
— Вы его догнали?
— Догнали, не беспокойтесь, — кивнул Мохов.
Марина не смогла скрыть охватившей ее радости, а Мохов попенял ей, качая головой:
— А вот вашего поведения я одобрить никак не могу. Зачем вы сели к нему в машину? Вы ведь так рисковали!
— Еще бы я к нему не села, — вытаращилась на него Марина, — когда он сказал, что это вы его
