338 тыс. человек, то почему объединенный англо-американский флот под мощным прикрытием с воздуха не мог высадить 30–40 дивизий первой очереди десанта в любом месте европейского побережья от Ютландии до Бискайского залива? Немецкие ВМС в силу своих возможностей не могли бы воспрепятствовать этой операции.
После московских переговоров в октябре 1941 г. государственный министр Бивербрук подверг критике британскую стратегию, считая вполне возможным и даже настоятельно необходимым открытие второго фронта, не дожидаясь, «пока на последнюю гетру будет пришита последняя пуговица», призывал не игнорировать «нынешнюю благоприятную возможность». «С нашей стороны, — заявлял Бивербрук, — ждать сейчас — это безумие»[595].
Однако подобные заявления Бивербрука шли вразрез со стратегической концепцией Черчилля, проводившего «периферийную стратегию», активно поддерживаемую имперским генеральным штабом. Черчилль предпочел отделаться от своего «закадычного друга», выведя его из состава правительства.
Видный политический деятель США Уэндел Уилки также заявлял в сентябре 1942 г: «Я лично убежден сейчас, что мы можем помочь русским, установив вместе с Великобританией действительный второй фронт в Европе в кратчайшие сроки»[596].
На совещании в Вашингтоне в январе 1942 г. был создан Объединенный англо-американский комитет начальников штабов — постоянный орган для повседневного руководства войной и выработки коалиционной стратегии[597]. На деле политические руководители Англии и США создавали отдельный военный орган внутри антифашистской коалиции, осуществлявший, без согласования с советским военным командованием, свои стратегические планы. Представители СССР в комитет не были допущены.
Объединенный комитет, заседания которого проходили в Вашингтоне, Квебеке, Тегеране, Каире, вырабатывал стратегию, согласовывал планы и сроки проведения операций, утверждал общие планы материально-технического снабжения, распределение боеприпасов и транспортных средств, сопоставлял задачи и ресурсы. Выработанные рекомендации, а они обычно принимались единодушно, «в дальнейшем, — по словам Мэтлоффа, — утверждались президентом США и премьер-министром Англии, которым он был подотчетен. Рузвельт и Черчилль несли ответственность за все военные решения»[598]. Несли они, следовательно, ответственность и за затягивание сроков открытия второго фронта.
Если Черчилль открыто срывал открытие второго фронта, то американские политики и генералы проводили ту же линию более замаскированно. Делая время от времени заявления об открытии второго фронта в Европе, о готовности «послать американские войска в Англию» [599], политические и военные руководители США на деле отказывались от осуществления разрабатываемых ими стратегических планов, носивших весьма туманный и неконкретный характер и изобилующих бесчисленными английскими «if» (если. —
Правящие круги Англии и США рассматривали второй фронт как завершающий удар для окончания войны в Европе, чему должна была предшествовать борьба на периферии, вдали от важных стратегических центров фашистской Германии. Они стремились переложить на плечи советского народа всю. тяжесть борьбы с гитлеровской Германией.
Чтобы как-то оправдать перед мировым общественным мнением саботаж открытия второго фронта в Европе, английские и американские политики, пресса этих стран создают легенду об «Атлантическом вале», который якобы был возведен гитлеровцами на западном побережье Франции. При этом их высказывания «о вале» были удивительно схожи с утверждениями геббельсовской пропаганды. Черчилль восклицал: «Атлантический вал Гитлера неприступен, и нужно позаботиться о том, чтобы волны не покраснели от крови американских и английских юношей и чтобы побережье не было завалено их трупами»[600].
Заботы Черчилля осуществить операции по открытию второго фронта малой кровью можно понять, но насколько обоснован был его страх перед «огромными потерями»?
В письме главе Советского правительства в июне 1941 г. Черчилль писал: все побережье Франции «ощетинилось орудиями, колючей проволокой, укрепленными огневыми точками и береговыми минами»[601].
Так ли было на самом деле? Действительно ли столь неприступным был «Атлантический вал», или его «неприступность» была плодом геббельсовской пропаганды, повторяемой политиками, военными и журналистами англосаксонских стран в оправдание предательства своего союзника?
Создать сплошной оборонный вал на европейском побережье протяженностью 5 тыс. километров было практически невозможно. Для этого потребовались бы астрономические ресурсы: 170 пехотных дивизий, а с резервами — 220 дивизий, в том числе 10–15 танковых дивизий. Такого количества вооруженных сил Германия на Западе выставить не могла, хотя в 1942 г. германская армия насчитывала 267 дивизий, около 70 процентов ее наиболее боеспособных частей находились на советско-германском фронте[602]. Во Франции, Бельгии и Голландии находилось лишь 15 процентов дивизий гитлеровцев, укомплектованных пожилыми солдатами и необстрелянными юнцами, слабо вооруженными трофейным французским и польским оружием[603] . Почти все боеготовые дивизии воевали на советско-германском фронте.
Бывший начальник штаба группы армий «Запад» Блюментрит вспоминал: вдоль побережья Нормандии, западнее реки Сены, на 200 миль было всего шесть дивизий. «Командиру роты приходилось колесить весь день по побережью, чтобы осмотреть сектор, занимаемый его ротой». Некоторые дивизии обороняли полосу протяженностью до 200 километров. Средняя оперативная плотность составляла не более одной дивизии на 100 километров побережья[604].
Кроме обороны побережья немецкие войска во Франции, Бельгии, Голландии несли оккупационную службу и были рассредоточены в глубине этих стран.
В 1942 г. немецкие военно-воздушные силы на Западе насчитывали всего 400 бомбардировщиков и 200 боеспособных истребителей[605].
Неприступность укреплений «Атлантического вала» была иллюзией. Не случайно бывший главнокомандующий группой немецких армий «Запад» Рундштедт после войны разоблачил миф об «Атлантическом вале».
Немецкие военнопленные, в частности лейтенант отряда связи 28-го армейского корпуса Георг Гудзент, признавали: «На Востоке много наших войск… Запад полупуст, и беда, если „томми“ (англичане. —
Однако политики, военные, пресса Англии и США твердили: высадка войск в Европе, во Франции, слишком рискованное, требующее больших жертв и не сулящее удачи дело. Конечно, жертвы и риск были бы. Но какая война ведется без потерь и риска?
Чтобы доказать всю трудность захвата плацдарма в Европе, по инициативе Черчилля в 1942 г. был произведен ряд рейдов на побережье Франции, в частности операция «Джибути» — рейд на порт Дьепп, совершенный под командованием адмирала Маунтбэттэна. Перед высадкой десанта в Дьеппе английское радио передало сообщение об ограниченности его цели. Нетрудно понять: это предупреждение лишило рейд внезапности и было, по существу, адресовано не французским патриотам (как объясняли в Англии), готовым поднять преждевременное восстание, а немцам и имело целью дать им возможность подготовиться к встрече десанта. Немцы понимали: создается угроза сектору Дьепп — и усилили оборону этого района. Если в обычное время в районе Дьеппа был всего один батальон немецких войск, насчитывавший вместе со вспомогательными частями 1400 человек, то после любезного предупреждения английского радио здесь была сосредоточена дивизия полного состава. Черчилль готов был жертвовать жизнями английских и канадских солдат, лишь бы доказать невозможность создания второго фронта.
Смельчаки из английских отрядов «коммандос», команды десантных судов и сопровождавших их кораблей, канадские солдаты проявили исключительное мужество и преданность делу. Участники рейда выгрузили на берег танки, продвинулись с боями на несколько миль и, продержавшись около суток, пробились к своим судам.
