том числе нашу звезду по имени Солнце, Твою и Мою планету читатель, и нас всех, самых обыкновенных и тех, кто считает себя необыкновенными людьми.
Из порогов горных хижин и крытых соломой и камышом крыш она идёт серпантинами троп, незаметно для нас, переходя в сухопутные, водные и воздушные пути. Шоссе переходит в переулки и улицы, проспекты и майданы, не застревая и, не останавливая свой путь у взлётных полос аэропортов и космодромов и, тонкими мириадами нитей-струн уходит к далёким звёздам, чтобы снова вернуться, чтобы снова вернуться домой. И, всегда, всегда на ее перекрёстках кипит и волнуется непридуманная в своей реальности — жизнь. Так было и будет и, не дано нам изменить и, ничего не зависит от нас, ничего… Кто это сказал? Неужели ты — Дорога?
Спутник водителя неожиданно положил свою руку на плечо Кости: — Останови здесь сын, мы приехали.
— Аа? — Слова застряли. Костя, встрепенулся и резко вдавил педаль тормоза. Двигатель чихнул — машину потащило в кювет, но Костя справился с ситуацией. Ладу отбросило вправо — шины протёрли чёрный след и, лада застыла у обочины.
Степан снова нарушил молчание и спокойно повторил: — Мы приехали, сын.
— Ты… - у опешившего Кости перехватило дыхание.
— Батя… Ты?! Я. — Он, не веря себе, прислонился к отцу и почувствовал тепло, как в детстве.
Степан обнял сына, улыбнулся и в шутку, как раньше, ударил ладонью в плёчо: — Я, я сынок, а ты думал, что призрак? Привет, как ты, как мама, жена?
— Я? — Костя от неожиданности резко подскочил и ударился головой о боковую верхнюю ручку. Мираж не исчез и не испарился. Реальность стала ощутимой; почесав шишку на темени, он открыл дверь и вышел вслед за отцом. К шуму в голове добавился оглушающий запах полевых трав, — лёгкий с прохладцей ветерок и одинокая песнь сверчка.
Сверчок вёл, такт за тактом, свою августовскую рапсодию, а чистый небосвод, трепеща мерцанием спелых и местами недозрелых звёзд, казалось, согнулся и стал ближе к Земле. Казалось — ночное небо с краюхой луны, хочет припасть к седому, ещё нестарому человеку, сидящему у обочины и заговорщически улыбающемуся своему сыну. Костя снова почесал затылок, постоял и направился к отцу. Ни слова не говоря, прикурил и протянул сигарету. Степан жадно затянулся и тут же зашёлся кашлем, а потом — смехом. Он притушил сигарету, растерев её сапожком, и поднялся. Только сейчас Костя обратил внимание на одежду отца. Она не соответствовала ни современной моде, ни — времени… — Где мы? Что происходит, во шо ты одет, батя? — Костя, осмелев, пощупал рубаху отца. Рубаха без ворота, с разрезом на груди и шнуровкой, а внизу с треугольным удлинением впереди. Штаны и вовсе удивили: из тонкой, хорошо выделанной кожи; штанины заправлены в изящные кожаные сапожки и выше щиколоток перевязаны тесьмой.
— Вот, наконец-то у меня получилось, — несколько напряжённо сказал Степан и обнял Костю. На этот раз сын не растерялся: — А ты похудел батя.
— Да и ты сын спустил жирок, — Степан хохотнул. — Нет, я не то говорю. — Он заглянул в глаза сыну… Костя замигал и отвёл взгляд.
— Батя, а тебе идёт короткая борода. У, у тебя все волосы белые, как у старика. Я, — Степан перебил сына: — Потом. Поздравляю с днём рождения, сынок! Это тебе. — Костя оторопел — Что это, отец? — Степан вынул из-за пазухи небольшой мешочек. — Это подарок тебе, дома рассмотришь, а сейчас поехали. У меня очень мало времени, извини сын. Завтра тяжёлый день. Фат, сынок.
— Какаой фат, батя?
— Потом узнаешь… река — Фат. Сейчас — разволновался Степан — Фат это река — Большая Лаба — приток р. Кубани, где родился мой прадед — казак. Как ты, Кость?
— Я… Отец? Я ничего не понимаю. Объясни пап?
Степан неуклюже обнял сына и прошептал: — Потом поговорим сынок. Как долго я ждал, о господи, но… — К удивлению сына он обошёл машину и молча сел за руль.
Лада послушно завелась, съехала с трассы в кювет и, вминая сухую тысчелетнюю траву, уверенно пошла к выделяющемуся в ночном августовском небе, кургану. Ее швыряло вправо-влево; в какое-то мгновенье Косте показалось — вот-вот оторвётся переднее колесо, но ничего подобного не происходило. Травы, расступались и обдавали пьянящим дурманом остывающей от дневного зноя степи. По левой стороне осталось несколько деревьев — малый оазис. Водитель остановил машину и осмотрелся, а затем сдал назад — к 'оазису'.
— Мы приехали, это — здесь. — Костя с удивлением, смешанным с восхищением, глядел на отца.
— Ты, бать…я думал мы перевернёмся. Во — фигня. Одни ямы и кочки, мля…
Степан, недоумевая, обернулся: — Какие кочки мля, о чём ты? — а затем громко захохотал. — Кочки говоришь сын, ха-ха-ха… — Не удержался и Костя, и брызнул казачьим — гы-гы, а сверчок ненадолго умолк.
Пламя костра плясало, причудливо отбрасывая тени, казалось — в мире ничего больше нет, кроме трещащих в огне веток и сучьев, но так не бывает. В мире всегда кто-нибудь да есть. Всегда. Костя, не переставая удивляться происходящему, открыл багажник, — достал пару раскладных стульев и, пошёл к костру. Когда закипела вода, он снял с таганка котелок и всыпал краснодарского чаю, не позабыв подкинуть листы чёрной смородины. Пока заваривался чай, подбросил пару толстых веток. Костёр весело затрещал и разгорелся с новой силой, выбрасывая вверх тающие угольки и искры. Они поднимались в высь, кружась в замысловатом танце и, растворялись в ночи. Отца всё ещё не было… Десять минут прошло как отец — легенда мира — ушёл в сторону кургана и пообещал скоро вернуться. Костя беспокойно осмотрелся, напряжённо вглядываясь в темень…
— Тир-тир-тр-тр-тир-тр-тр, — начали спорить сверчки.
— Уах-ах-ух, — отозвался филин.
И ветер не смог удержаться:
— Вфи-фи-и-и-й.
— Т-ш-шш-ш-ссссс, — ответили травы, а акации 'оазиса' вздохнули кроной: их листва дрогнула и качнулась. Любопытная ночная пичужка вытянула шею в сторону костра и затихла.
— Ба-тя! — позвал Костя. — Батя, я заварил чай. Где ты!? — Костя повысил голос до крика и, не дождавшись ответа, включил фонарь… Ящерица, блеснув фосфоресцирующими глазами, скрылась в траве. Он снова позвал отца. ответа не последовало. Не получив ответа, пошёл по следам…
Небо, подсказывая дорогу, слепило чистотой и пригоршнями тихих, нарисованных звёзд. Одна из них улыбнулась: — Иди, отец ждёт тебя, — прошептала она Косте. Ковыль показывал направление, а Костя, как в машине начал сходить с ума. Чуть заметные следы в примятой траве вели в направлении кургана. Напряжённость спала, — он почувствовал себя уверенней, чем за рулём. В голове — рой вопросов к отцу. Костя запомнил их и повторял про себя, чтобы не забыть. Но, самый главный из них не давал покоя.
Что же происходит, что?
В кармане лёгкой ветровки Костя ощупывал подарок отца, теряясь в догадках. Внезапно он остановился и непроизвольно посмотрел вверх, не успев удивиться: — взрезая небосвод, начали тихо падать 'леониды'. Метеоры, оставляя за собой длинные световые линии, расчерчивали ночное небо и гасли. Сейчас, в этот год, их было особенно много. В прошлые года, Костя специально выходил ночью на двор, но почему-то за эти пять лет такого звездопада как сегодня, не случалось.
'Звёзды всегда падают в августе' — вспомнил он слова отца и в этот момент отчётливо увидел треугольник кургана и одинокую фигуру. Над рукотворным холмом склонилась в поклоне луна и, Костя с удивлением заметил — небо притихло и стало ярче, освещая его отца. Степан, недвижный как сфинкс, сидел на коленях, опустив голову.
— Отец, батя, — еле слышно позвал его сын. Плечи Степана вздрогнули; звёзды стали ещё ярче, и, казалось, — улыбнулась луна.
— Сынок, ты заварил чай?
— Да — всё готово. Чо с тобой происходит?
— Всё нормально сынок, идём к костру.
