Всадники выехали на перегиб и остановились. Зиммелих ловко соскочил с седла и направился к старику. — Воды — властным и нетерпящим возражения, хриплым голосом приказал он. Старик махнул рукой сыновьям. Хорсил принёс мех и боязливо протянул высокому воину. Тот, не отпив, передал тотчас воду своему соседу — молодой женщине в одежде воина. Хорсил покраснел и выронил второй мех — на него в упор смотрела одна из трёх амазонок, его возраста и презрительно улыбалась. Воины заметили смущение парня и хохотнули. Старик не отводил глаз от 'высокого'. На запястье левой руки у высокого воина темнело родимое пятно. Зиммелих перехватил взгляд и догадался. 'Старик знает. кто я.
— Сыновья, поклонитесь сыну Атоная — Зиммелиху, его жене — Накре и Тертею! — торжественно и медленно произнёс старик. Хинис и Сорок вздрогнули, а Хорсила ударило в дрожь. Молодая амазонка снова презрительно улыбнулась, а Тертей удивился: юноша не сводил с него глаз и не опускал головы.
— Скажи мне старик.-
— Что ты хочешь узнать, Зиммелихе?-
— Я тороплюсь к углу Меотиды, к Торжищу. Ты знаешь дороги лучше нас. Скажи, я на правильном пути? — Старик, не говоря ни слова, взял палку и принялся чертить на земле карту. Любопытные воины и сыновья окружили их…
— Это я знаю — нетерпеливо перебил его сын царя. — Где мы находимся? — Старик ткнул палкой. — Вот здесь. Двигайтесь от солнца. К темноте доберётесь до малой речушки, там можете и заночевать. Утром возьмите правее от солнца, — старик выкинул правую руку, — к полудню будете в Торжище.-
— Спасибо старик, тебе помочь? — Зиммелих кивнул в сторону каменной 'бабы'.
— Не откажусь сын Атоная, мы устали сегодня. Вон, какая жара, но ты ведь торопишься.
— Ничего, успеем, а ну-ка — крикнул он своим воинам — помогите каменотёсам — и заметил, — а голова-то высокая у 'столба'.-
— Да, Зиммелихе, ты увидел то, что не заметили другие. Эта дорога ведёт к сарматам. Эй — Эй, — крикнул он сыновьям и воинам. — Лицо 'столба' должна смотреть на восток, разворачивайте, ещё.
Старику пришлось идти и показывать на месте, куда должна смотреть 'голова'. Зиммелих присел на повозку и с интересом стал наблюдать за происходящим. Рядом с мужем примостилась Накра.
Ещё внизу, в балке, он по достоинству оценил ум старика. 'Подняться вверх с таким грузом рискнул бы далеко не каждый. Его отец — Атонай, знает, кому поручать такие работы. Старик выручил с дорогой, сэкономил полдня времени. А в Торжище?*…мысли прервал подошедший молодой сын старика.
— Что тебе, говори? — сухо спросил Зиммелих. Хорсил вздрогнул и покосился на Накру.
— Говори, что язык проглотил. — повторил Зиммелих. Молодая амазонка хихикнула. В этот раз Хорсил не отвернулся от девушки и не покраснел.
— Возьми меня с собой, Зиммелихе — скороговоркой выпалил он — Я хочу быть воином. — Братья разинули рты и бросили работу. У старика взметнулись брови, а у девушки исчезла насмешливая улыбка.
— Ишь, какой шустрый. — Зиммелих захохотал, а Тертей подошёл к парню и похлопал по плечу.
— Рано тебе ещё. Усы только показались, а ты — воевать собрался.
— Возьми меня Зиммелихе, — снова взмолился Хорсил. — клянусь Папаем, я не подведу. Я хорошо стреляю из лука и умею держать меч. — Скифы засмеялись. Молчала из всех только молодая амазонка. К ней и обернулся сын царя: — Анта, дай парню меч. Сейчас посмотрим, как ты владеешь оружием. — Хорсил взял у девушки акинак и стиснул рукоять.
— Ударь меня, заруби, заколи — внезапно приказал Зиммелих. Хорсил растерялся. — Но, но ты ведь без оружия, а вдруг…
— Бей, — закричала Накра. — Тебе приказывает сын царя. — У Хорсила потемнело в глаза; он сделал стремительный выпад и послал акинак в грудь Зиммелиха. Сын царя мгновенно среагировал: отбил рукой меч, а ногой ударил Хорсила в грудь.
Когда тот пришёл в себя, из губы сочилась кровь, а рядом валялся акинак. Непонимающе, он обвёл всех глазами. У остолбеневших братьев и отца были немые и испуганные лица, но Анта теперь смотрела на него с уважением, двое воинов, позади Накры, заливались смехом. Тертей помог подняться и вытер кровь с разбитой губы. — А ну, заткнитесь, — приказал он смеющимся. Оба — мгновенно прикусили языки и застыли как 'бабы'. Связываться и шутить с Тертеем им не хотелось. Тертей скупо улыбнулся Хорсилу: — Клянусь Папаем, из тебя выйдет настоящий воин. Ты не побоялся поднять меч. Далеко не каждый воин смог бы отразить подобный удар.
— Да, Тертее, — Зиммелих утвердительно кивнул и подмигнул юноше. — Приходи когда сойдёт снег. Тебя научат не только наносить удары, но и отражать их. Как звать тебя?
— Хорсил.
— Хорсил? — Зиммелих вопросительно посмотрел на старика. Тот утвердительно махнул головой.
— Да, Зиммелихе, мой младший родился под знаком Хорса, в полдень. — Зиммелих вынул одну из стрел и протянул парню. — Покажешь, и тебя пропустят ко мне. Приходи, когда сойдёт снег.
— Погоди.
— Что тебе ещё Хорсиле, — как к взрослому обратился сын царя.
— Я, сейчас — парень скоро вернулся, неся с собой, горит. Он вложил туда стрелу и достал из одного из отделений два маленьких мешочка.
— Это тебе, Зиммелихе. Я дарю ее тебе! — торжественно заявил парень.
— Что это? — Любопытные скифы окружили их. Хорсил вынул содержимое и положил на ладонь
Зиммелиха и тотчас настала тишина. Рука у Зиммелиха вздрогнула, а у старика округлились глаза.
Аспидно-черная булава грела ладонь и сердце; в ней бликами играло и переливалось солнце. Завороженные скифы, как дети смотрели на неё. Всем известно: этот кремень привозят издалека, с дальних северных земель, где ещё на север, а в одном году бывает один день и одна ночь. Известно и то, что стоит такой камень дороже золота и их святыни — лука. Никто из сколотов не разговаривал, боясь нарушить что- то хорошее, что произошло сейчас на их глазах. Онемевший и ошеломлённый Тертей, словно в тумане увидел утренние росы и степные закаты, когда его бескрайняя степь становиться розовой, как в снах и хочется скакать и скакать без остановки за диском слепящего в ее беспредельность, вдыхая тугой, опьяняющий до одури воздух, слышать ржание лошадей и пение жаворонка и ни о чём не думать. Просто — плыть по ковру трав и ни о чём не думать.
Старик и сыновья сразу же поняли. что младший превзошёл их всех в искусстве обработки камня. На поверхности булавы не было изъянов. Она была идеальна по форме и в зеркальной полировке. Четыре сферических выступа олицетворяли весь цикл жизни, от рожденья до последней черты — ухода в мир богов и означали четыре стороны ойкумены.
Анта больше не смотрела свысока, а Накра незаметно коснулась руки Зиммелиха. Сын царя понял жест.
— Хорсиле, — произнес он, — но ты ведь знаешь, булава — это символ власти и далеко не каждый может её носить.
— Зиммелихе! — Парень не задержался с ответом. — Всем известно, пусть пошлёт Папай долгих лет твоему отцу и нашему царю, но на тиару царя всех скифов могут претендовать всего два человека — царь Ассей и ты. Что касается булавы… Она не только символ власти, но символ нашей жизни.
— Точно — Тертей одобрительно кивнул и нарушил своё молчание. — Парень прав. — Скупая похвала воина заставила вздрогнуть и удивиться скифов.
— Тертей похвалил пацана, я не припомню такого — зашептались двое воинов — Да, теперь парень под его защитой, сколе. (сколе — сколоте, обращение друг к другу скифских мужчин.)
Зиммелих ненадолго задумался: — Ты хорошо сказал, в твоих словах нет лести. Прими, Хорсиле и мой подарок. Знай, — этот акинак не уставал в моих руках и, пусть не устанет в твоих. — Сын Атоная отстегнул ножны с мечом с боевого пояса… Хорсил, благоговея, поклонился и принял дар.
Воны помогли установить 'столб' и утрамбовали землю. Из загодя разожжённого костра, старик взял
