с телом обнаженной женщины. Лежащая обнаженная женщина, одетая только в стратегически расположенные скорлупки гребешков и во все, что ты закажешь к ужину. Я знаю, что это не ново, сюрреалисты уже через это прошли. Однако чувственное качество английской версии ограничено использованием тонкой пленки (разве не это называется Закутанной Сарой в Америке?) в качестве гигиенического барьера между кожей и ужинающим гостем. Но можно воспроизвести токийский эксперимент дома: взять одну обнаженную женщину (мужчины не приветствуются, потому что кусочки еды могу застрять в волосах на груди). Украсить ее суши, сашими и другими холодными закусками. И не пытаться экспериментировать, скажем, с колбасой, картофельным пюре и жирной луковой подливкой. Потому что еда превратится в тотальную помойку, а подливка, вероятно, будет обжигать и растекаться. Хотя все равно в такой вечер я предлагаю вымыться.
Конечно, кроме вкусовых пристрастий, мы все знаем — со времен Микки Рурка и Ким Бэсинджер из «Девяти с половиной недель» (или на ум приходит гастрономия Тома Джонса плюс яркие изображения?), что секс и еда сливаются в изящную плеяду эротических возможностей. Спагетти болтаются во все стороны между тарелкой и ртом, вишни медленно протискиваются, преодолевая барьер губ, симфония красного и алого (о, да ведь это фрукт, до этого момента мне и в голову не приходило…), спаржа, стилет бобового мира, мороженое, все виды шоколада. Так что если Элисон захочет однажды выпустить единую антологию еды и секса, пусть вносит меня в список авторов, я не подведу. Устрицы и Нью-Орлеан, да, вот об этом я и пишу, и пусть ваше богатое воображение думает, что я пишу о вас, мои безнравственные читатели… Некоторые говорят, что развратники не смешивают еду и секс, и причина этого в том, что до секса развратникам необходимо сконцентрироваться на чем-то одном. В тот момент секс — их единственная страсть. А еще им необходимы легкие тела. Я осмелюсь не согласиться. Скажите это римлянам, которые забавлялись со жрицами-девственницами — или с обычными шлюхами, перед традиционной оргией закармливая их виноградом, засовывая его в открытые рты. Ах, виноград! Еще один фрукт, которым я до настоящего времени пренебрегал.
Если замешивать в это дело еду, я буду в превосходной форме. От чудесных причудливых излишеств Марко Феррари в его фильме «La Grande Bouffe» до порнографических наслаждений кусками сашими, разложенными на бледной плоти, когда тень желтохвостого тунца контрастирует с радужным ореолом соска, и это доведет кого угодно до приступа страсти, не говоря уж о возбуждении. Я просто не знаю, на чем мне остановиться. На самом деле, в Нью-Йорке соски С.Ф. были восхитительно темными, как и ее губы. Отель «Гершвин», угол 27-й и Пятой авеню, на дальней стене набросан эскиз Пикассо, это женщина, и она наблюдает за нашими шалостями. Или это был Матисс? Простите мое замешательство, в том же самом отеле несколько лет назад я встречался с директрисой банка из Цинциннати, так что мне уже не вспомнить точных деталей.
О'кей, я наконец расскажу вам, что же произошло на самом деле. Удовлетворены?
Маленькая сказочка, из которой невозможно сотворить рассказ, и вы, конечно, с этим согласитесь. Без мотиваций, конфликтов и даже развязок. История, которая испортит нормальную книгу, честно-честно.
Мы договорились встретиться в Нью-Йорке. Вполне приемлемый промежуточный пункт, как и любой другой, думаю я. Наверное, в тот момент, когда мы встретились глазами в аэропорту «Ньюарк», мы оба осознали, что притяжение, которое было в наших письмах, телефонных звонках и формальном обмене фотографиями — ее обнаженной, меня одетого — не может превратиться в энергию постельной битвы. Но мы оба уже решились на побег и не могли позволить себе выбить лишний номер в отеле. В первые два дня наш секс был скучен. Без сомнения, не было ни желания, ни огня. Чистая механика. Как будто были сто лет женаты. Она была моей первой внепрограммной женщиной после К. Она все еще приходила в себя после разрыва с первым любовником, первым с тех пор, как муж оставил ее ради другого мужчины. Вы можете сказать, что мы все еще были новичками в тонком искусстве безудержной ебли. Почему-то она не возражала против того, что я трахал, ее, трогал везде, засовывал пальцы в любые отверстия, но она отказывалась взять мой член в рот. Я никогда не считал, что минет был обязательным или необходимым удовольствием, но сам факт ее отказа сильно раздражал (это напомнило о Марианн, американской блондинке, с которой я общался в Париже в возрасте двадцати лет. Та позволяла делать с ней все что угодно, абсолютно все, включая еблю в рот, но приходила в ужас, если я вдруг случайно дотрагивался до ее сосков. А ведь всегда тоскуешь по тому, в чем тебе отказывают…).
В перерывах между сексом мы вместе бродили по Манхэттену и Виллидж, оживленно рисуя дерзкие сценарии, которые придали бы остроту нашему совместному времяпрепровождению. Ей хотелось, чтобы я снял еще одну девушку и пригласил ее присоединиться к нам (фантазия, которая, в отличие от потенциальных других мужчин, никогда не приходила мне в голову). Но я не смог, немощная попытка завязать разговор с другой женщиной в баре, куда я отправился в тот день, когда С.Ф. гуляла по магазинам, потерпела крах. Вероятно, внутренне я понимал, что разочаровал С.Ф., сексуально, интеллектуально, я должен был выбирать не тех, которые нравились мне. Кроме того, я пытался вычислить и соблазнить тех, кто также был бисексуален. Время зимнее, и я был удивлен, зайдя в круглосуточный корейский магазин в районе университета и увидев в это время года на прилавке маленькие корзинки с малиной. Поэтому решил порадовать себя и купить парочку. Удивительно, на эту малину была даже нормальная цена.
Вернувшись в отель, я прожорливо опустошил первую упаковку и отставил в сторону вторую. В тот момент у меня, клянусь, не было никаких скрытых мотивов. В своих путешествиях я всегда прячу в ящик тумбочки шоколадку. По утрам, когда во рту становится сухо и вязко, сладкая атака помогает прийти в себя. И я случайно вспомнил — и, между прочим, не ошибся, — что в моей тумбочке лежат несколько плиток шоколада «Линдт»: покрытых пралине квадратиков, которые я купил в Хитроу, в ресторанчике в зале ожидания, вместе с завтраком и кока-колой перед посадкой на самолет. Случайно я засунул корзинку с малиной в тот же ящик.
Когда С.Ф. вернулась в номер, она даже не стала расспрашивать меня о попытках найти третьего участника. Казалось, что теперь у нее более благостное настроение, чем было утром. Может, время, проведенное без меня, сказалось лучшим образом. Мы пообедали в ближайшем японском ресторанчике и проворонили заключительный кинопоказ в мультиплексе на Юнион Сквер. По возвращении в номер разделись, и она подарила мне поцелуй еще до того, как мы скользнули меж простыней. Это было неожиданно. До этого именно мне приходилось делать в сексе первый шаг.
Через пятнадцать минут она высвободилась из наших очень нежных объятий и, без приглашения, опустилась вниз. Наши отношения определенно выправлялись. Она сосала очень хорошо, демонстрируя превосходное мастерство своих губ, языка, всего рта, порой она даже случайно нежно покусывала меня зубами, медленно, методично, ритмично. Я отдался ее воле. Может, именно это и сработало?
Потом мы переместились в позицию шестьдесят девять, и я, прилежно стараясь, в свою очередь, доставить ей удовольствие, снова восхитился нежным, темным оттенком ее половых губ. И это напомнило мне о вечере, когда я позаимствовал помаду К. и обвел внешний периметр ее пизды, расцветив вход в мои тогдашние райские врата (в тот раз я еще затемнил тяжелые светлые соски и вылизал их дочиста, но это другая история, я и так слишком часто рассказывал ее, и это все равно никогда не вернет мне К.).
— Оставайся вот так, — попросил я С.Ф., отрываясь от нее.
Она лениво уступила. Теперь мы каким-то об разом достигли взаимного доверия и заинтересованности.
Я протянул руку к ящику тумбочки и достал горсть малины.
С.Ф. следила за моими движениями.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— Чшшшш…
Я притушил свет и раздавил пальцами несколько ягод, смешал их в однородную кашицу, получившийся сок медленно заструился по моему запястью на ее живот. Я разбрызгал красную жидкость по ее пизде и разрисовал половые губы, и темно-красный малиновый цвет так красиво контрастировал с
