глаза.
— Отвяжись, — пьяно прохрипел он. — Это моя девушка танцует…
Я глянул на сцену и увидел рыжую женщину, знававшую лучшие времена. Они стоили друг друга: оба отчаянно, но плохо боролись — и проиграли.
Я подождал, пока не стихла музыка, и снова заговорил:
— Я могу тебе кое-что предложить, Амос.
Он повернулся ко мне.
— Я уже сказал твоему человеку, что не хочу.
Я уже был готов встать и уйти от запаха несвежего пива и рвоты на свежий ночной воздух. Но я не сделал этого, и не только потому, что дал слово Форрестеру. Я не мог уйти, потому что Амос был отцом Моники.
— Я рассказал Монике об этой работе. Она очень обрадовалась.
Он засмеялся и хрипло сказал:
— Моника всегда была набитой дурой. Знаешь, она даже не хотела с тобой разводиться. Злилась страшно, а разводиться не хотела. Говорила, что любит тебя! — Я не ответил, и он снова рассмеялся. — Но я вправил ей мозги. Сказал ей, что ты — такой же, как я. Ты, как и я, ни одной шлюхи не пропустишь.
— Хватит об этом, — сказал я. — Это было и прошло.
Он грохнул стаканом о стойку.
— Нет, не прошло! — крикнул он. — Думаешь, я смогу забыть, что ты отнял у меня мою собственную компанию? Думаешь, я могу забыть, как ты перехватывал у меня все контракты, не давал начать новое дело? — он злорадно засмеялся. — Я не дурак. Думаешь, я не знаю, что твои люди все время следили за мной?
Я воззрился на него. Он спятил. Все оказалось гораздо хуже, чем я предполагал.
— А теперь ты являешься с фальшивым предложением, а? Думаешь, я тебя не раскусил? Снова хочешь убрать меня, понимая, что если они увидят мои чертежи, то тебе крышка?
Он слез с табурета и шагнул ко мне, размахивая кулаками.
— Все, Джонас! — заорал он. — Все! Слышишь?
Я соскочил со стула и схватил его за хрупкие старческие запястья. Он вдруг обмяк, уронив голову мне на плечо. Я увидел, что глаза его полны яростных слез из-за собственной беспомощности.
— Как я устал, Джонас, — просипел он вдруг. — Прошу тебя, не преследуй меня больше. У меня нет сил бежать…
Он выскользнул из моих рук на пол. Рыжая женщина, которая подошла к нам, закричала, и музыка стихла. Вокруг нас сразу образовалось кольцо людей, и в следующее мгновение кто-то грубо прижал меня к стойке.
— Что здесь происходит? — прорычал здоровый детина в черном костюме.
— Отпусти его, Джо, — проговорил Вайтел за спиной у вышибалы.
— А, это ты, — сказал он и отодвинулся от меня.
Я взглянул на Амоса. Дженни опустилась рядом с ним на колени, распуская узел галстука.
— Он отключился? — спросил я.
— Думаю, дело не только в этом. Похоже, у него жар, — ответила она. — Нужно отвезти его домой.
— Ладно. — Я вынул деньги и бросил сто долларов на стойку. — Это за мой столик.
Рыжая женщина смотрела на меня. Тушь текла по ее лицу вместе со слезами. Я вынул еще одну сотню и вложил ей в руку.
— Пойди утешься.
Подняв Амоса на руки, я поразился, до чего он легкий. Вайтел взял наши пальто и вышел за мной на улицу.
— Он живет в паре кварталов отсюда, — сказал он, пока я устраивал Амоса в машине.
Это оказалось грязно-серое здание. Две бездомные кошки стояли над открытыми мусорными баками, устремив на нас злобные желтые глаза. В таком месте болеть нельзя.
Шофер собрался было выйти и открыть заднюю дверь, но я остановил его.
— Обратно в отель.
Я обернулся и взглянул на Амоса. Я не стал относиться к нему иначе только потому, что он болен. Но меня не оставляло чувство, что, случись все иначе, на его месте мог бы оказаться мой отец.
9
Врач вышел из комнаты, качая головой. Дженни шла следом за ним.
— Утром он проснется в полном порядке. Кто-то угостил его приличной дозой амитала натрия.
— Чего?
— От него отключаются, — пояснила Дженни.
Я улыбнулся: моя догадка подтвердилась. Вайтел не оставил места для случайностей. Мне нужен был Амос, и Вайтел позаботился о том, чтобы я его получил.
— Здоровье у него подорвано, — добавил врач. — Слишком много виски и слишком мало пищи. Есть небольшой жар, но при должном уходе он быстро поправится.
— Спасибо, доктор, — сказал я, вставая.
— Всегда к вашим услугам, мистер Корд. Утром я еще раз его навещу. Да, мисс Дентон, вот таблетки. Давайте ему по одной каждый час.
Врач ушел. Я взглянул на Дженни.
— Подожди-ка. Тебе вовсе не обязательно дежурить у постели этого пьянчуги целую ночь!
— Ничего, — ответила она. — Мне не в первый раз сидеть с пациентом.
— С пациентом?
— Да. Разве я не говорила тебе, что я — медсестра?
Я покачал головой.
— Кончила колледж Святой Марии в Сан-Франциско, — сказала она. — В тридцать пятом году. Год я проработала медсестрой, потом уволилась.
— Почему?
— Устала, — ответила она, отводя глаза.
Я не стал допытываться. Это ее личное дело. Подходя к бару, я предложил:
— Выпьешь?
— Нет, спасибо. Послушай, нет смысла не спать нам обоим. Почему бы тебе не отдохнуть?
Я вопросительно посмотрел на нее.
— Со мной все будет в порядке. Высплюсь утром. — Она подошла ко мне и поцеловала в щеку. — Спокойной ночи, Джонас. И спасибо. По-моему, ты очень хороший человек.
Я засмеялся.
— Неужели ты думала, что я позволю тебе разгуливать по Чикаго в легком пальтишке?
— И за шубу тоже спасибо. Но дело не только в ней, — быстро сказала она. — Я же слышала, что он говорил тебе. Но ты все-таки привез его сюда.
— Что мне оставалось делать? Не оставить же там.
— Конечно, нет. А теперь иди спать.
Я повернулся и пошел в спальню. Ночь выдалась странная. Амос и мой отец гонялись за мной по комнате. Оба кричали, пытаясь заставить меня сделать что-то. Но я не мог понять ни слова: оба они несли тарабарщину. Потом в комнату вошла Дженни, а может быть, Рина, одетая в белый халат, и те двое стали гоняться за ней. Я пытался остановить их, и в конце концов мне удалось вытащить ее из комнаты и закрыть дверь. Когда я обернулся, чтобы заключить ее в свои объятия, передо мной оказалась рыдающая Моника. Потом кто-то прижал меня к стене, и я узнал вышибалу из «Ла Пари». Он стал светить мне в лицо ярким фонарем, и этот свет становился все ярче.
