— Пора поворачивать, Амос, — сказал я. — Не стоит совершать первую посадку в темноте.
Самолет совершил плавный разворот, и я снова склонился над плечом радиста. Вдруг самолет резко дернуло, так что я чуть не упал. Стив крикнул:
— Пятый двигатель опять забарахлил!
Я бросился к своему месту и выглянул в окно. Масло гейзером било из двигателя.
— Выруби его! — проорал я, хватаясь за штурвал.
Вместе с Амосом мы выровняли дергающийся самолет.
Пятый двигатель отключился. Пропеллер продолжал медленно вращаться от ветра, но масло течь перестало. Я взглянул на Амоса. Он побледнел и взмок, но сумел улыбнуться.
— Спокойно дотянем и на пяти двигателях.
— Угу.
Согласно расчетам, хватило бы даже трех, но я не собирался экспериментировать. Я взглянул на панель. Индикатор пятого двигателя горел красным. Вдруг красный огонек замигал и на четвертом.
— Что за черт?
Двигатель закашлял.
— Проверь четвертый! — крикнул я и стал снова следить за панелью.
— Засорен топливопровод четвертого.
— Прочисть вакуумным насосом!
— Слушаюсь, сэр.
Я услышал, как он щелкнул выключателем, но в следующее мгновение на панели загорелась еще одна красная лампочка.
— Вакуумный насос вышел из строя, сэр!
— Выключай четвертый! — приказал я.
Неисправный топливопровод грозит пожаром. У нас оставалось еще четыре двигателя.
— Четвертый выключен, сэр!
Прошло десять минут, и все пока было в порядке. Я вздохнул с облегчением.
— Кажется, теперь все в норме — сказал я.
Мне бы промолчать. Не успел я договорить, как стал глохнуть первый двигатель, и на панели вспыхнула очередная красная лампочка. Затем заглох шестой. Панель заиграла огоньками, как рождественская елка.
— Отказал насос для подачи топлива!
Я бросил взгляд на высотомер. Он показывал две тысячи метров, и мы стремительно теряли высоту.
— Передайте сигнал об аварии и приготовьтесь покинуть корабль! — крикнул я.
— Мэйдэй! Мэйдэй! — раздался голос радиста. — Экспериментальный самолет Корда. Падаем в Тихий, примерно в ста двадцати пяти милях на запад от Сан-Диего. Мэйдэй! Мэйдэй!
Щелчок — и сообщение стало передаваться снова. Кто-то тронул меня за плечо, и я быстро обернулся. Увидев радиста, я на мгновение остолбенел, забыв о том, что сигнал передается автоматически.
— Мы останемся, если нужно, — сказал он.
— Нет, моряк, это не во имя Бога и отечества! Это ради денег! Уходите!
Амос остался в своем кресле.
— Ты тоже, Амос! — крикнул я.
Он не ответил. Просто отстегнул ремни и встал. Я услышал, как открылась дверь: они направились к аварийному выходу в пассажирском отсеке.
Высотомер показывал тысячу триста. Я выключил первый и шестой: может, удастся посадить самолет, если в двигателях останется топливо. Вспыхнула еще одна красная лампочка, говоря, что открылся аварийный выход. Вскоре я увидел, как один за другим раскрылись три парашюта. Я снова взглянул на панель. Девятьсот метров.
Услышав шум позади себя, я обернулся. Амос садился обратно в свое кресло.
— Я же велел тебе уходить! — заорал я.
Он взялся за штурвал.
— Ребята в безопасности. Я подумал, что у нас двоих есть шанс посадить его на воду.
— А если нет? — зло крикнул я.
— Мы немного потеряем. В отличие от них, у нас впереди осталось не так много времени. Кроме того, эта малышка чертовски дорогая!
— Ну и что? — проорал я. — Это не твои деньги!
Он посмотрел на меня со странным осуждением.
— В этот самолет вложены не только деньги. Я его построил!
Мы были в трехстах метрах над водой, когда третий двигатель начал загибаться. Мы навалились на штурвал в надежде компенсировать крен. Высота была семьдесят метров, когда третий отключился, и мы завалились на правое крыло.
— Выключай двигатели! — закричал Амос. — Мы падаем!
Я щелкнул выключателем в тот самый момент, когда правое крыло коснулось воды. Оно сразу же отломилось, и самолет с силой ударился о воду. Привязной ремень врезался мне в живот, так что я чуть не закричал от боли, но давление внезапно ослабло. Я огляделся. Мы тяжело покачивались на волнах; левое крыло торчало в небо. В кабину уже начала просачиваться вода.
— Давай выбираться отсюда ко всем чертям, — крикнул Амос и, добравшись до двери, попытался открыть ее. Она не поддавалась, и он ударил ее всем телом.
— Заклинило!
Я попытался открыть запасной люк над креслом пилота, но и он не поддавался. Рама деформировалась, так что открыть люк можно было разве что динамитом.
Амос не мешкал. Схватив гаечный ключ из экстренного набора инструментов, он изо всех сил ударил им по стеклу иллюминатора, и затем, бросив ключ, швырнул мне спасательный жилет.
— О’кей, — сказал он. — Выбирайся.
Я ухмыльнулся.
— Будем соблюдать морские традиции, Амос. Капитан покидает корабль последним. Только после вас, сэр!
— Ты спятил! — заорал он. — Я не пролезу в эту дырку, даже если меня распилить пополам!
— Не такой уж ты большой, — ответил я. — Мы попытаемся.
Внезапно он улыбнулся. Мне следовало бы знать, что этой его улыбке доверять нельзя. Этот волчий оскал появлялся всегда, когда он собирался сделать тебе какую-нибудь гадость.
— Ладно. Капитан — ты.
— Вот так-то лучше, — сказал я, собираясь подсадить его к иллюминатору. — Я знал, что рано или поздно ты наконец поймешь, кто из нас босс.
Но он так и не понял. Я даже не увидел, чем он меня треснул. Я вырубился, но не полностью. Я сознавал происходящее, но ничего не мог поделать. Все мое тело — руки, ноги, голова и все остальное — стали чужими.
Я почувствовал, как Амос толкнул меня к иллюминатору. Потом меня обожгла боль, словно кошачьи когти впились мне в лицо, и я стал падать. Мое падение длилось тысячу часов и тысячу миль, и все это время я искал кольцо парашюта. Я рухнул на крыло, с трудом поднялся и попытался вскарабкаться к иллюминатору.
— Вылезай оттуда, ты, грязный сукин сын! — кричал я, плача. — Вылезай, и я убью тебя!
В этот момент самолет сильно накренился, и какой-то обломок сбил меня в воду. Раздалось негромкое шипение; это спасательный жилет стал наполняться воздухом. Оказавшись в его упругих объятиях, я уронил голову на мягкую подушку и потерял сознание.
