попадали. Кто же так пишет-то! Он, наверное, и начальную школу не закончил. Что за жуткая семейка. Из трущоб вылезли. Такое облить бензином да поджечь. На жиру хорошо будет гореть наверняка.
— Если тебе все так не нравится, зачем тогда собираешься жениться?
Он ничего на это не ответил. А затем выкрикнул:
«Свинья!»
— А вот еще — то, что у тебя там. Ужас, да и только. Я смирился и просто делаю свое дело, но там уже все как дешевая растянутая резина. Будь у меня такое, я бы точно сдох. Будь я женщиной и имей такое, от стыда бы сдох. Неважно, какой смертью. Просто бы сдох. Потому что жить с этим — позор.
Она растерянно стояла рядом.
— Как ты смеешь так…
В этот момент он внезапно схватился за голову. Затем лицо скривилось от боли, он стал раздирать ногтями кожу на висках.
— Больно как,— сказал он.— Голова раскалывается. Не могу терпеть. Как плохо!
— С тобой все в порядке? — спросила она.
— В каком порядке?! Я больше не могу терпеть! Кожа лопается, прямо горит.
Она коснулась руками его лица. Его лицо было горячим, будто охвачено огнем. Она попыталась помассировать виски, и кожа стала сползать чулком. Показалось гладкое красное мясо. Она сглотнула и отпрянула назад.
Он встал на ноги. А затем усмехнулся. И стал сдирать кожу с лица.
Глазные яблоки повисли. Нос превратился в два темных отверстия. Исчезли губы, обнажились зубы. Они оскалились в усмешке.
— Я был все это время с тобой, чтобы когда-нибудь сожрать твое мясо, похожее на свинину. Думаешь, с тобой можно общаться для чего-то другого? Ты не понимаешь даже этого?! Идиотка, что ли? Идиотка? Идиотка? Хе-хе-хе.
Облезлый кусок мяса погнался за ней. Она бежала что было мочи. Но убежать от куска мяса, топотавшего следом, так и не смогла. На краю кладбища скользкая рука схватила ее за воротник блузки. Тогда она закричала изо всех сил.
Ее обнимал мужчина.
В горле пересохло. Мужчина с улыбкой смотрел на нее.
— Что с тобой? Плохой сон приснился?
Она приподнялась, огляделась по сторонам. Они лежали в постели гостиницы, расположенной на берегу озера. Она потрясла головой.
— Я что, кричала?
— Очень,— ответил он со смехом.— Такой ужасный крик. Все постояльцы, наверное, слышали. Наверняка подумали, что здесь произошло убийство.
— Извини,— сказала она.
— Ничего,— сказал он.— Неприятный сон?
— Не представляешь, насколько неприятный.
— Расскажешь?
— Не хочу,— сказала она.
— Лучше рассказать. Расскажешь, дрожь сразу уляжется.
— Да ладно. Сейчас говорить не хочу. Некоторое время они молчали. Она лежала, прижавшись к его обнаженной груди. Издалека доносилось кваканье лягушек. В его груди сердце билось медленно и четко.
— Послушай,— сказала она, вспомнив,— хочу тебя спросить кое о чем…
— О чем?
— Нет ли у меня родинок в ухе?
— Родинок? — переспросил он.— Тех трех противных родинок в правом ухе?
Она закрыла глаза. Все еще продолжалось.
Сон
Глава 1
Вот уже семнадцатый день, как я перестала спать. Я не говорю о бессоннице. О бессоннице я имею мало-мальское представление. Когда я училась в университете, однажды со мной случилось что-то вроде бессонницы. Оговорюсь, что «вроде бессонницы», поскольку не уверена, было ли мое состояние той самой болезнью, которую в народе называют бессонницей. Если бы я сходила в больницу, там бы разобрались, бессонница это или нет. Однако я никуда не пошла. Мне показалось, что мой поход в больницу не принесет мне никакой пользы. Никаких особых причин для этого на ум не приходило. Я просто интуитивно так почувствовала. Этот поход бесполезен. Поэтому я не пошла к врачу и ничего не рассказала ни семье, ни друзьям. Я ведь знала — расскажи я об этом, мне велят сходить в больницу.
Около месяца продолжалось «что-то вроде бессонницы». За этот месяц мне ни разу не удалось нормально выспаться. Наступает ночь, я ложусь в постель и собираюсь спать. И в тот же момент будто условный рефлекс срабатывает, и я не могу заснуть. Как ни пытаюсь заснуть, не получается. И чем больше думаю о том, что надо заснуть, тем меньше хочется закрывать глаза. Я пробовала и алкоголь, и снотворные, но ничего не действовало.
С наступлением рассвета начинает казаться, что ты наконец засыпаешь. Однако этот сон и сном-то не назовешь. Кончиками пальцев я чуть касаюсь самой кромки сна. А мое сознание бодрствует. Я чуть дремлю. Но в соседней комнате, отделенной тонкой стенкой, это сознание вовсю бодрствует и внимательно следит за мной. Мое тело плывет в рассветных сумерках, но при этом продолжает чувствовать собственное сознание и дыхание. Мое тело пытается заснуть, и в то же время мое сознание пытается бодрствовать.
И эта неполноценная дрема продолжается с перерывами весь день. В голове все плывет как в тумане. Я не могу определить точное расстояние, вес и ощущения от окружающих предметов. А еще дрема, словно волна, захлестывает меня с определенными интервалами. На сиденье в электричке, за столом в аудитории или за ужином я неосознанно впадаю в дремоту. От меня упархивает сознание. Мир бесшумно колышется. Я роняю предметы на пол. Будь то карандаш, сумочка или вилка, они громко падают на пол. А мне больше всего хочется упасть прямо на месте и заснуть крепким сном. Но не получается. Бодрствующее сознание все время рядом. Я продолжаю чувствовать его холодную тень. Это моя собственная тень. Как странно, думаю я сквозь дрему. Я нахожусь внутри собственной тени. Я иду в дреме, я ем в дреме, я разговариваю в дреме. Удивительно, что никто вокруг не замечал моего чрезвычайного положения. За тот месяц я похудела на шесть килограммов. И, несмотря на это, ни семья, ни друзья, никто не заметил. Того, что я жила как во сне.
Именно так, буквально жила во сне. Мое тело утеряло чувствительность, словно я тонула. Все вокруг казалось медленным и мутным. Само то, что я живу в этом мире, стало казаться недостоверной иллюзией. Я думала, что стоит подуть сильному ветру, как мое тело унесет на самый край мира. В то место на краю мира, которого я никогда не видела, о котором никогда не слышала. А потом мое тело навеки отсоединится от сознания. Поэтому я хотела за что-нибудь покрепче уцепиться. Однако сколько ни смотрела по сторонам, не видела ничего, за что бы могла схватиться.
Ночью наступало бодрствование. До того я была совершенно измотана. А затем мощной силой меня прикрепляло к ядру бодрствования. Эта сила была слишком мощной, поэтому все, что я могла,— это продолжать бодрствовать до самого утра. Я продолжала не спать в ночной тьме. Почти не могла размышлять. Слушая, как часы отмеряют время, я просто спокойно наблюдала за тем, как понемногу сгущается ночная тьма, а затем опять светлеет.
Но вот однажды все закончилось. Никаких предпосылок, никаких внешних причин не было, все
