— Город будет расширяться, как раз в ту сторону, — сказала Анджела, словно прочитав его мысли.
Она остановилась поглазеть на шляпки в витрине «Мадемуазель». Она никогда не носила шляп, но тем не менее любила их разглядывать. Стоя к ней настолько близко, как только возможно, но так, чтобы руки их не соприкасались, Адам любовался ее отражением. Ему стоило чудовищных усилий не поцеловать стекло.
— Кр-р-расотка! Кр-р-расотка! — каркнул Роберт Э. Ли и присвистнул.
Анджела наклонилась, чтобы получше разглядеть выставленную в витрине сумочку, а Адам тем временем следил за ее губами. Он представлял, как стоит позади нее, обвивает руками ее талию, целует ее в шею…
— Для города это будет очень полезно, — промолвила она, выпрямляясь и глядя ему в глаза.
— Что? — непонимающе заморгал он.
— Больница, — терпеливо пояснила она.
Они вместе обошли вокруг площади. Анджела, как всегда, помахала мужчинам, вышедшим посидеть и отдохнуть на крыльце муниципалитета. Уловив аромат роз, доносившийся из сада «Клуба садоводов», она прикрыла глаза. А когда прочитала очередную поучительную банальность, вывешенную на доске у протестантской церкви, улыбнулась.
Сделав полный круг и дойдя до угла, где они встречались, Анджела всегда уходила не попрощавшись. Засунув руки в карманы и склонив голову, Адам невидящим взглядом таращился на тротуар. Он так глубоко задумался, что не заметил, как начался дождь.
— Как думаете, что это с доком? — спросил Бен Харрингтон, выглядывая в окно закусочной.
— Может, наконец дотумкал, что женат на стерве, — предположила Дот, протирая стойку. — Кстати, как тебе ветчина?
— То что надо.
— Купила у Ребы Эрхарт.
— И все равно что надо, — заключил Бен.
Глава 22
— Прикрой дверь, — сказал Адам вошедшей в библиотеку жене.
— Здесь слишком жарко, — возразила Лидия и оставила дверь распахнутой.
Адам и Лидия заговорили впервые с той памятной ночи. Все это время они ужинали в тишине и спали в одной постели, не касаясь друг друга.
В семье Монтгомери еще никогда не было разводов. Развод означал больше, чем просто нравственное и личное падение. Он означал крах в обществе, а это, по мнению Адама, было куда хуже. Супруги Монтгомери могли даже разъехаться, но не могли развестись.
Адам был готов нарушить семейную традицию.
— Лидия… — начал он.
— Я беременна, — сказала она.
Они смотрели друг на друга так долго, как никогда прежде.
— Ну что ж, — выдавил Адам, отворачиваясь и ковыряя кочергой в камине, — вот, значит, как…
Поставив мужа в известность о своей беременности, Лидия решила, что отныне не обязана делить с ним постель. Как-то вечером, вернувшись с работы, Адам Монтгомери обнаружил, что все его вещи переехали из спальни в соседнюю с библиотекой комнату. Весь город бурно обсуждал подробности еще до того, как Адам добрался до дома.
— Я слыхал от мистера Гарнера, а он — от старухи Микс, — сказал Вилли Уайетт, высовываясь в окошко раздачи. — Взяла и выселила его в комнатушку не больше шкафа.
— Даже гостевую комнату пожалела для бедняги, — сочувственно поцокала языком Дот, подливая Шарлотте кофе.
— А я с первого взгляда понял, что у этой бабы не характер, а гремучая смесь, — сказал шериф, густо посыпая свою порцию солью, прежде чем попробовать.
— Если мужчина женится на суке, — решительно заявила Шарлотта, — так пусть не удивляется, когда с ним обращаются, как с уличным псом.
Лидия родила в тот день, когда японцы бомбили Перл-Харбор. Адама ничуть не удивило, что роды случились на месяц раньше срока — ведь у Лидии такое хрупкое здоровье. Честно говоря, это вышло даже кстати. Адам Джексон Монтгомери, даже недоношенный, весил семь фунтов и четыре унции. Если бы Лидия дождалась до конца срока, младенец при родах разорвал бы ее пополам.
Обычно городские кумушки спешили к роженице и малышу с визитами и осыпали их целым дождем подарков.
— Но, учитывая обстоятельства, — сказала Дот, наполняя солонки, — лучше будет передать подарки через дока.
— Какие обстоятельства? — спросил Вилли из окошка.
— А такие, что Лидия Монтгомери холодна, как ведьмина сиська, — уточнила Шарлотта, изучая раздел некрологов в газете. — Если она станет кормить бедного крошку грудью, оттуда вместо молока пойдет мороженое.
Все примолкли. Мужчины живо вообразили себе женщину — источник прохладной, живительной сладости.
— Я, пожалуй, возьму шарик ванильного, к пирогу, — мечтательно изрек Бен Харрингтон.
— Да у тебя от пирога одна корочка осталась, — заметила Дот, разглядывая крошки на его тарелке.
— Так ты мне продашь мороженое или что? — возмутился Бен.
Рывком распахнув дверцу морозилки, Дот нырнула в клубящийся белый туман и появилась с ложкой- черпаком, полной мороженого.
— Еще раз повысишь на меня голос, — процедила она, вываливая мороженое на тарелку Бена, — и тебе станет нечем жевать.
В дальней части зала с десяток мужчин сгрудилось возле радиоприемника. Они прихлебывали кофе и слушали военные сводки. Кто-то повесил на стену, рядом с изображением курящего Дядюшки Сэма, карту мира, и теперь посетители могли следить, где идут бои и кто выигрывает.
— Анджела, а вот тебе все же надо бы проведать ее, — сказала Дот, принимая готовый заказ из окошечка и расставляя тарелки на согнутой в локте руке. — Плохая примета, если откажешься. Ты же знаешь, так надо.
Анджела словно не слышала ее. Взгляд девушки был прикован к Рыжему Макгенри, сыну цветочника. Он раскручивал ее дочурку на красной виниловой барной табуретке у стойки, готовый в любой момент поймать ее, если что.
— Пошли дяде Вилли воздушный поцелуй, — крикнул малютке повар, высунувшись из окошка раздачи.
Прижавшись губами к ладошке и не переставая вертеться, девочка послала Вилли слюнявый поцелуй. Вилли заулыбался до ушей и покраснел, как мальчишка.
— Эта девчонка разобьет не одно сердце, когда подрастет, — заметил шериф.
— Ничего удивительного, она же Белл, — добавил Бен Харрингтон с полным ртом мороженого.
Вернувшись с горой грязной посуды к стойке, Дот снова принялась за свое:
— Я что хочу сказать: если ты к ней не сходишь, а с малышом что-нибудь случится, ты же потом себе не простишь. Так ведь, Шарлотта?
Шарлотта прикрылась газетой, недвусмысленно давая понять, что она тут ни при чем.
— Ты такая прелесть, и с каждым днем всё краше, — улыбнулся Рыжий, продолжая крутить девочку на табуретке.