Под теплыми игольчатыми струями душа он разнежился, тепло qt выпитого виски разлилось по всему телу. Он с удовольствием измылился душистым мылом, которое его мама специально заказывала для него в Лондоне.
Выйдя из-под душа, он принялся растирать тело полотенцем. С удовольствием оглядел порозовевшую кожу. Ему нравилось быть чистым. Клод потянулся за халатом, но его не оказалось на привычном месте.
– Будьте добры, принесите мне голубой халат из стенного шкафа, – не задумываясь, крикнул он. Затем достал с полки, флакон одеколона, плеснул в ладони и стал растирать тело. Внезапно что-то заставило его взглянуть в зеркало. Молодой человек стоял в дверях, наблюдая за ним. Халат висел у него на руке. Он снял свой желтый пиджак и остался в грязной белок майке с короткими рукавами. Клод увидел густые черные волосы, покрывавшие руки и грудь молодого человека, и почувствовал отвращение.
– Оставьте его в кресле, – сказал он, закутываясь в полотенце.
На лице молодого человека промелькнула понимающая улыбка, и он вошел в ванную, захлопнув за собой дверь ногой.
– Убирайтесь отсюда, – сердито воскликнул Клод.
Молодой человек не пошевелился, улыбка его стала еще шире.
– Да прекрати, старик, – сказал он. – Ведь ты привел меня сюда не для того, чтобы я помогла тебе паковать чемоданы, не так ли?
– Убирайтесь или я позову на помощь, – воскликнул Клод, начиная ощущать страх.
– А кто услышит? – рассмеялся юноша. – Я сразу понял тебя, когда ты сказал, что слуг нет дома.
– Вы страшный человек! – закричал Данбар, но в этот момент удар по голове сбил его с ног. С трудом он поднялся на четвереньки. – Пожалуйста, уходите, – прошептал он.
Молодой человек угрожающе занес руку. Клод инстинктивно отпрянул, но парень успел с силой хлестнуть его по лицу. Голова Клода стукнулась об унитаз. Он посмотрел на парня глазами, полными ужаса.
– На самом деле ты ведь не хочешь, чтобы я ушел, правда? – спросил молодой человек, расстегивая черный кожаный брючный ремень. – Ты из тех, кто любит, чтобы его сначала немного помучали.
– Нет!
– Нет? – засмеялся парень, поднимая ремень. – Не пудри мне мозги, я ведь вижу.
Сначала Клод не понял, что он имеет в виду, но, взглянув на себя, оторопел от пришедшей в голову сумасшедшей мысли. Если бы Рина видела его сейчас, она поняла бы, что он мужчина.
Ремень хлестнул его по спине, и тело отозвалось на боль дрожью.
– Хватит, – заскулил он, – пожалуйста, не бей меня больше.
Клод с трудом поднялся с пола и огляделся. Парень уже ушел, прихватив все деньги, которые были у Клода дома. Он медленно встал под душ и открыл горячую воду. Он почувствовал, как силы возвращаются к нему.
Какая страшная вещь произошла с ним, подумал Клод, вспомнив унижения, которые ему пришлось перенести. Если бы он был сильнее, то показал бы этому негодяю. Клод почувствовал возбуждение, представив, как он вырывает ремень из рук парня и хлещет его до крови. Он ощутил уверенность в себе. И вдруг осознал всю правду.
– О, нет! – закричал он, поняв суть происшедшего. То, что всегда говорили о нем, было правдой. Он единственный не понимал этого, пока его собственное тело не предало его.
В нем вспыхнула ненависть к себе. Не выключая воду, Клод подошел к туалетному столику, открыл аптечку и достал старую опасную бритву, которой всегда пользовался с тех пор, как начал бриться, – бритву, которая свидетельствовала о его мужском звании.
В припадке бешеной ненависти он резко полоснул себя бритвой. Если ему не суждено быть мужчиной, то, по крайней мере, в его силах превратить себя в женщину. Клод снова и снова полосовал тело бритвой, пока обессиленный не рухнул на пол.
– Проклинаю тебя, – зарыдал он, – проклинаю тебя, мама.
Это были его последние слова.
20
Дэвид Вулф стоял в дверях ванной, ощущая подступающую к горлу тошноту. Кровь была повсюду: на бело-голубом кафеле на полу и стенах, на белой ванне, на раковине и унитазе.
Трудно было поверить, что всего полчаса назад дверь в его кабинете открылась и вошел дядя с налитым кровью лицом, как всегда бывало, когда он сильно расстраивался.
– Поезжай домой к Рине Марлоу, – сказал Берни Норман. – Только что позвонили из полицейского участка из Беверли-Хиллз. Данбар покончил жизнь самоубийством. И убедись, что ее охраняют. Я не хочу потерять два миллиона.
По пути Дэвид прихватил с собой начальника охраны студии Гарри Ричардса. В прошлом Гарри был сержантом полиции, и у него сохранились дружеские отношения с бывшими коллегами. Они поехали самой короткой дорогой и через двадцать минут были возле дома Рины.
Два санитара в белых халатах уложили израненное тело Данбара на носилки и, накрыв его белой простыней, двинулись к выходу. Дэвид посторонился, пропуская их. Он закурил, и тут из вестибюля внизу раздался страшный крик. Дэвид поспешил к дверям, недоумевая, каким образом Рине удалось сбежать от врачей. Но когда он взглянул вниз, то увидел, что это была не Рина, а мать Данбара, пытавшаяся вырваться из рук двух дюжих полицейских.
– Мое дитя, – кричала она, в то время, как санитары проносили мимо нее носилки, – дайте мне увидеть мое дитя!
