Улыбнувшись Розе, он сказал:
– Доктор, именно с вами я и хотел бы поговорить. Что вы посоветуете делать, если в желудке ужасная пустота?
Роза с благодарностью посмотрела на него, напряжение было снято.
– Думаю, что вам помогут несколько клецок.
– Клецки? Кто говорит о моих клецках? – раздался голос матери Дэвида, с важным видом стоящей в дверях. – Рассаживайтесь все, суп уже на столе и остывает.
11
Когда обед был закончен, Роза взглянула на часы.
– Прошу извинить меня, но мне надо съездить в больницу взглянуть на пациента, – сказала она.
– Если хотите, я могу вас отвезти, – предложил Дэвид.
– Не стоит, я на машине.
– Ну, тогда хотя бы позвольте составить вам компанию, – вежливо сказал Дэвид.
Ирвинг тоже поднялся.
– Пожалуй, и мне пора. – Он повернулся к миссис Вулф. – Спасибо за вкусный обед, он напомнил мне дом.
– Веди себя хорошо, Исаак, – улыбнулась она, – и можешь еще приходить.
– Мы ненадолго, – сказала миссис Вулф Роза.
– Идите. Вы, дети, всегда спешите, – ответила та и перевела взгляд на родителей Розы. – Нам, старикам, есть о чем поговорить.
– Извини, Ирвинг, – сказал Дэвид, когда он, Остроносый и Роза вышли из дома на улицу. – У нас так и не нашлось времени поговорить. Может быть, перенесем разговор на завтра?
– Мы можем поговорить прямо сейчас, – спокойно сказал Ирвинг. – Уверен, что доктору мы можем доверять, не так ли, мисс Роза?
– Я могу подождать в машине, – предложила та.
– Да нет, все в порядке, – остановил ее Дэвид и повернулся к Ирвингу. – Я наверное выглядел глупцом, когда ты вчера позвонил, но трудовыми отношениями у нас занимается Дэн Пирс.
– Все нормально, Дэвид, я так и предполагал.
– Дэн сказал, что нам грозит забастовка, надеюсь, ты понимаешь, что мы не можем допустить этого. Забастовка разорит нас.
– Знаю, – ответил Ирвинг, – и стараюсь помочь. Но я ничего не смогу поделать, пока мы не заключим соглашение.
– А почему вдруг создалась такая ситуация? По-моему, нет причин для забастовки. Сейчас как раз преодолеваются последствия увольнений периода депрессии.
– Да, – кивнул Ирвинг, – работники студии не хотят бастовать, но их подталкивают к этому коммунисты, они трубят на каждом углу о больших заработках кинозвезд и администрации. И многие, слушая их, думают, почему бы и им не отхватить немного от этого пирога. Коммунисты все время держат рабочих в напряжении.
– А что насчет Бьефа и Брауна?
– Они были свиньями, – жестко сказал Ирвинг. – Хотели иметь и там и тут. Поэтому мы и свалили их.
– Вы свалили их? – недоверчиво спросил Дэвид. – А я думал, они сами попались.
– А откуда, ты думаешь, власти получили документы для возбуждения этого дела? Не на улице же нашли.
– Похоже, что вы пытаетесь использовать нас, чтобы загасить пожар, который сами же и раздули, – сказал Дэвид, – а вину за все сваливаете на коммунистов.
– Возможно, в этом и есть доля правды, – улыбнулся Ирвинг. – Но коммунисты очень активны в профсоюзах. А сейчас подписаны новые соглашения с профсоюзом директоров картин и с профсоюзом сценаристов, предусматривающие значительное повышение заработной платы. И коммунисты попытаются занять повсюду ключевые позиции. Теперь они взялись за ремесленников, а ты знаешь, каковы эти ремесленники. Они думают, что если коммунисты делают что-то для профсоюзов, то смогут сделать и для них. На носу выборы в профсоюз ремесленников, и если мы ничего не предпримем в самое ближайшее время, то окажемся в роли сторонних наблюдателей. Если это произойдет, то ты быстро поймешь, что с ними гораздо тяжелее вести дела, чем с нами.
– Так ты предлагаешь нам определить, с кем предпочтительнее вести дела: с вами или с коммунистами. А что об этом думают члены профсоюза? Неужели им нечего сказать?
В голосе Ирвинга зазвучало безразличие:
– Большинство из них тупицы, смотрят в рот тому, кто больше пообещает. – Он достал из кармана пачку сигарет. – Как раз сейчас они склоняются в сторону коммунистов.
Ирвинг прикурил и, когда убирал зажигалку обратно в карман, она тускло сверкнула золотом, а откинувшаяся пола пиджака обнажила черную рукоятку револьвера, висевшего в плечевой кобуре.
Вот как оно получилось – золотые зажигалки и револьверы. И два парня из нью-йоркского Ист-Сайда, стоящие в теплый весенний вечер под небом Калифорнии и говорящие о деньгах, власти и коммунизме.
