– Извиниться за что? За то, что он не дал тебе больше, чем смог? За то, что ты вышла за него, а не за меня? – горько рассмеялся я. – Ты не любила его.
– Да, я не любила его, – твердо ответила она. – Но я уважала его. Я никогда не встречала такого человека.
Я молчал.
Внезапно она расплакалась, присела на край кровати и закрыла лицо руками.
– Прекрати, – грубо выкрикнул я. – Теперь уже поздно плакать.
Она убрала руки от лица и посмотрела на меня. В темноте мне были видны серебристые слезинки, скатывавшиеся по ее щекам.
– Что значит поздно? – воскликнула она. – Поздно любить его? Но ведь я и не пыталась, потому что не способна любить. Не знаю почему, но, видно, так уж я устроена. Твой отец знал об этом. Он все понимал. Поэтому я и вышла за него. И вовсе не из-за денег. Это он тоже понимал. Его устраивало мое отношение к нему.
– Но если это так, то о чем ты плачешь?
– Мне страшно.
– Страшно? – рассмеялся я, но она не отреагировала на это. – И чего же ты боишься?
Откуда-то из складок пеньюара она достала сигарету, но не закурила. Сейчас ее глаза можно было сравнить с глазами пантеры, охотящейся в пустыне.
– Мужчин, – коротко бросила Рина.
– Мужчин? – переспросил я. – Ты боишься мужчин? Но почему, ведь ты так аппетитна.
– Ты действительно глупец, – рассердилась она. – Я боюсь мужчин с их требованиями, похотливыми руками и мозгами с одной извилиной. Боюсь слышать их слова о любви, когда на угле у них только одно – трахнуть меня.
– Ты сошла с ума. Мы думаем не только об этом.
– Разве? – спросила она. Я услышал, как чиркнула спичка. Пламя осветило темноту. – Тогда взгляни на себя, Джонас. Ведь ты все время желал жену своего отца.
Мне не надо было смотреть на себя, я и так знал, что она права.
И вдруг она прижалась ко мне. Ее губы покрыли мое лицо поцелуями. Она вся дрожала.
– Джонас, Джонас, пожалуйста, разреши мне остаться с тобой. Только на одну ночь. Я боюсь одна.
Я поднял руки, чтобы оттолкнуть ее. Под пеньюаром на ней ничего не было. Пальцы ощутили прохладное и мягкое тело, такое сладостное, как летний ветерок в пустыне, и коснулись торчащих сосков.
Я замер, разглядывая ее в темноте. Наши губы слились, и я почувствовал соленый привкус слез. Злость ушла, вытесненная желанием. И словно направляемые дьяволом, мы погрузились в пучину блаженства.
Я проснулся и посмотрел в окно. Первые лучи восходящего солнца уже заглядывали в комнату. Я повернулся к Рине. Она лежала на моей подушке, закрыв лицо руками. Я тихонько тронул ее за плечо.
Рина убрала руки. Ее открытые глаза были чистыми и спокойными. Она как-то неторопливо и плавно поднялась с кровати. Тело ее блестело, отливая золотом. Подняв с пола пеньюар она накинула его. Я сел, наблюдая, как она идет к туалетному столику.
– Ручка в правом верхнем ящике, – сказал я.
Она достала ручку и подписала документ.
– Ты даже не прочитала его?
Рина покачала головой.
– Зачем? Ты не можешь получить больше того, на что я согласилась.
Она была права. Документ предусматривал ее отказ от всех прав на дальнейшие иски. Взяв чек и бумаги, она направилась к двери. Около двери обернулась и посмотрела на меня.
– Когда ты вернешься с фабрики, меня уже здесь не будет.
– Ты не должна уезжать, – сказал я.
Мы посмотрели друг на друга, и я увидел печаль в ее глазах.
– Нет, Джонас, – мягко добавила она. – Из этого ничего не выйдет.
– А вдруг? – спросил я.
– Нет, Джонас. Тебе пора выходить из тени твоего отца. Он был великим человеком и ты тоже таким будешь. Но у тебя своя дорога. – Я потянулся за сигаретой на столике и молча прикурил. Дым заполнил легкие. – До свидания, Джонас, – сказала она. – Удачи тебе.
Посмотрев на нее, я хрипло произнес:
– Спасибо. До свидания, Рина.
Дверь открылась и резко захлопнулась. Я встал с кровати, подошел к окну. Солнце поднималось над горизонтом. День обещал быть жарким.
Сердце бешено заколотилось, когда я услышал позади звук открывающейся двери. Она вернулась. Я резко обернулся.
