– Постараюсь немного вздремнуть.
– Отлично, – я бросил взгляд на козырек кабины. Начинал накрапывать дождь.
– Надеюсь, ты сможешь выдержать несколько часов с открытыми глазами? – спросил Форрестер.
– Постараюсь.
– Или ты посильнее меня будешь или я начинаю стареть, – рассмеялся Роджер. – Там, в Лондоне, я подумал, что ты собираешься перетрахать всех англичанок.
– Просто я подумал, что при таких бомбежках надо успеть, как можно больше, – улыбнулся в ответ я.
Роджер засмеялся и вышел из кабины. Я повернулся к приборам. Очевидно, не я один так думал, должно быть, девушки думали так же. Было что-то безумное в том, с какой настойчивостью они требовали, чтобы я оценил их прелести.
Начал падать снег, ложась тяжелыми хлопьями на козырек кабины. Я включил противообледенительную систему и стал смотреть, как снежные хлопья превращаются в воду. Скорость встречного ветра была двести, значит, он усилился. Я потянул штурвал на себя, и большой самолет стал медленно набирать высоту. На высоте тринадцать тысяч футов мы вышли из облаков, и в лицо мне ударили яркие лучи солнца.
Весь остаток пути до дома полет был приятным и спокойным.
2
Робер стоял у открытой двери, когда я вышел из лифта. Хотя было четыре часа утра, он выглядел свежим, как будто только что проснулся после хорошего сна. Его смуглое лицо расплылось в гостеприимной улыбке. Одет он был в белую рубашку и безукоризненно сшитую форменную куртку.
– Доброе утро, мистер Корд. Хорошо долетели?
– Отлично. Спасибо, Робер.
Он закрыл за мной дверь.
– Мистер Макаллистер в гостиной, ждет с восьми вечера вчерашнего дня.
– Я поговорю с ним, – сказал я, проходя через прихожую.
– Я приготовлю сэндвичи с мясом и кофе, мастер Корд.
Обернувшись, я посмотрел на Робера. Казалось, что он совершенно не стареет – большая шапка черных волос, большая, сильная фигура.
– Эй, Робер, а знаешь что? Я скучал без тебя.
Он улыбнулся. В этой улыбке не было подобострастия, это была улыбка друга.
– Я тоже скучал без вас, мистер Корд.
Я отправился в гостиную. Робер был для меня больше чем друг, он был для меня ангелом-хранителем. Не знаю, что бы я делал без Робера после смерти Рины.
Тогда я вернулся в Рино из Нью-Йорка совершенно разбитым. Я ничего не хотел делать, только пить и забываться. Я устал от людей. Меня все время преследовала мысль об отце. Ведь это его женщина, которую я хотел, ведь это его женщина, которая умерла. Так почему я плачу? Почему я так опустошен?
Однажды утром я проснулся на грязном дворе позади домика для слуг, в котором жил раньше Невада, и увидел склонившегося надо мной Робера. Прислонившись к стене, я с трудом вспомнил, что сидел здесь вчера вечером с бутылкой виски. Повернув голову, я увидел рядом с собой пустую бутылку. Пытаясь поддержать тело, я уперся руками в грязь. Голова трещала, рот пересох. Когда я сделал попытку подняться, то обнаружил, что у меня совсем нет сил.
Я почувствовал, как Робер обхватил меня и поставил на ноги. Мы медленно побрели через двор.
– Спасибо, – сказал я, облокачиваясь на него. – Мне надо выпить, и я буду в порядке.
Его слова прозвучали настолько тихо, что в первый момент я подумал, что они мне просто послышались:
– Больше ни капли виски, мистер Корд.
– Что ты сказал? – спросил я, заглядывая ему в лицо.
Его большие глаза ничего не выражали.
– Больше ни капли виски, мистер Корд, – повторил он. – Думаю, что вам пора остановиться.
Во мне поднялась злоба, придавшая мне силы. Я отстранился от Робера.
– Да кто ты такой, черт возьми, – закричал я. – Если мне хочется выпить, то я выпью.
Он покачал головой.
– Больше ни капли виски. Вы уже не маленький мальчик и не смеете прятать голову в бутылку каждый раз, когда у вас бывают неприятности.
Некоторое время я смотрел на него не в силах выговорить ни слова. Злоба поднималась во мне холодными волнами.
– Ты уволен, – заорал я. – Ни один черномазый сукин сын не будет командовать мной.
Я повернулся и побрел к дому, но остановился, почувствовав на плече его руку. Лицо его было печальным.
– Извините, мистер Корд, – сказал он.
