тогда, когда такой человек уже не в силах кого-нибудь трахнуть.
Старикан разозлился, и я узнал в нем прежнего Эймоса.
– Мне надо многое тебе сказать.
– Напри мер, Эймос?
– Все готово для установки двигателя, мистер Уинтроп, – раздался в дверях голос кого-то из персонала.
– Буду через минуту, – ответил Эймос и снова повернулся ко мне. – Напомни мне завтра об этом после полета.
Я усмехнулся ему вслед. Не такой уж он святой, чтобы его не в чем было упрекнуть. Я сел и принялся отыскивать под диваном ботинки.
Когда я вышел из кабинета, двигатель уже был запущен, работал он четко и мягко.
– Похоже, что теперь все в порядке, – сказал Эймос, оборачиваясь ко мне.
Я посмотрел на часы – половина пятого.
– Тогда начинаем. Чего еще ждать?
Эймос взял меня за руку.
– Мне действительно не удастся переубедить тебя?
Я покачал головой. Семнадцать миллионов были серьезным аргументом. Он поднес рупором руки ко рту и крикнул:
– Всем, за исключением летной команды, покинуть самолет.
Двигатель замолк, и воцарилась тишина. Через несколько минут последний рабочий покинул самолет через откидной борт. Из маленького окна кабины выглянул человек.
– Приказание выполнено, мистер Уинтроп, – сказал он.
Мы с Эймосом через откидной борт попали в грузовой отсек, по маленькому трапу поднялись в пассажирский салон и прошли в кабину. Там сидели трое молодых людей.
– Позвольте представить вам экипаж, мистер Корд, – сказал Эймос. – Справа Джо Кейтс – радист, в центре Стив Яблонски – инженер правого борта, двигатели один, три, пять, слева Барри Голд – инженер левого борта, двигатели два, четыре, шесть. За них можете не беспокоиться, все они ветераны флота и знают свою работу.
Мы обменялись рукопожатием, и я снова повернулся к Эймосу.
– А где второй пилот и штурман?
– Здесь, – ответил Эймос.
– Где?
– Это я.
– Черт возьми...
Уинтроп улыбнулся.
– Разве кто-нибудь знает эту крошку лучше меня? Я ведь больше полугода спал с ней каждую ночь, так что у меня больше прав на первый полет, чем у кого бы то ни было.
С этим нельзя было не согласиться. Я знал, что сейчас чувствует Уинтроп, такое же чувство испытал вчера я, когда собирался лететь на своем самолете.
Я опустился в кресло пилота.
– По местам, ребята.
– Есть, сэр.
Я улыбнулся про себя. Все в порядке, это были флотские парни. Я посмотрел на инструкцию на приборной доске.
– Закрыть откидной борт.
Внизу заработал двигатель. Через несколько минут на приборной доске вспыхнула красная лампочка и двигатель отключился.
– Борт поднят, сэр.
– Запустить первый и второй двигатели, – сказал я, щелкнув тумблерами запуска двигателей. Большие двигатели чихнули и выпустили облака черного дыма. Винты начали медленно вращаться. Когда двигатели набрали обороты, винты мягко засвистели.
– Правый борт двигатель один, режим нормальный, сэр.
– Левый борт двигатель два, режим нормальный, сэр, – отрапортовали бортинженеры.
Следующий пункт инструкции был мне незнаком. Вот уж, действительно, не самолет, а корабль с крыльями.
– Отдать концы, – скомандовал я.
Сидящий справа от меня Эймос протянул руку и нажал рычаг сброса тросов. На панели передо мной загорелась еще одна красная лампочка, и «Центурион» соскользнул в воду. Машина слегка погрузилась, нам был слышен плеск воды о нос самолета. Я наклонился и повернул штурвал. «Центурион» медленно
