– Но он всегда приходил к тебе на помощь. Он мог ругаться, но он никогда не бросал тебя в беде.
– Он женился на моей девушке, – раздраженно бросил я.
– Наверное, это и к лучшему. Может быть, он и сделал это потому, что понял, что она действительно не для тебя.
– Зачем ты мне сейчас об этом говоришь?
Прочитать что-то в индейских глазах Невады было невозможно.
– Потому что однажды твой отец попросил меня приглядывать за тобой. Одну ошибку я уже совершил. Видя как ты преуспеваешь в бизнесе, я посчитал, что ты уже вырос, а оказалось, что нет. А я не хотел бы второй раз подводить такого человека, как твой отец.
Несколько минут мы сидели молча, потом Марта принесла мне чай. Она велела Неваде выплюнуть табак и прекратить мусорить на крыльце. Он покорно поднялся и пошел за кусты выплевывать жвачку.
Когда он вернулся, мы услышали шум машины, сворачивающей к нам.
– Интересно, кто бы это мог быть? – спросила Марта.
– Может быть, доктор, – предположил я. Старик Ханли должен был раз в неделю осматривать меня.
Подъехала машина, и я увидел гостей. Опершись на палку, я поднялся, чтобы встретить Монику и Джо- Энн.
– Привет, – сказал я.
Моника объяснила, что они приехали в Калифорнию продать квартиру, а так как она хотела поговорить со мной об Эймосе, то по пути в Нью-Йорк они остановились в Рино. Поезд у них в семь часов.
Я заметил, что услышав слова Моники, Марта бросила на Неваду многозначительный взгляд. Невада поднялся и подошел к Джо-Энн.
– У меня в загоне есть спокойная гнедая лошадка. Как раз для такой юной леди, – сказал он.
Джо-Энн с благоговейным трепетом смотрела на Неваду – ведь перед ней стоял живой герой.
– Не знаю, – нерешительно сказала она, – я раньше никогда не ездила на лошади.
– Я научу тебя. Это просто. И падать не больнее, чем с бревна.
– Но она не одета для этого, – сказала Моника.
Действительно, яркое платье Джо-Энн, в котором она была так похожа на мать, не подходило для верховой езды.
– У меня есть хлопчатобумажные брюки, – вмешалась в разговор Марта, – они здорово сели, так что будут Джо-Энн как раз.
Не знаю, чьи это были брюки на самом деле, но ясно, что не Марты. Слишком уж плотно облегали они бедра начавшей округляться четырнадцатилетней девочки. Темные волосы Джо-Энн были зачесаны назад и собраны в пучок. Что-то в ее лице показалось мне знакомым, но я не понял, что именно.
Джо-Энн и Невада ушли, и я, проводив их взглядом, повернулся к Монике.
– Джо-Энн выросла, – сказал я, – и стала хорошенькой.
– Сегодня она еще ребенок, а завтра уже юная девушка, – заметила Моника. – Дети растут очень быстро.
Я кивнул. После некоторого молчания я достал сигарету и посмотрел на Монику.
– Я хочу рассказать тебе об Эймосе, – сказал я.
Когда я закончил рассказ о полете, было уже около шести. Моника не плакала, хотя лицо ее было печальным и задумчивым.
– Я не могу плакать о нем, Джонас, – сказала она, глядя на меня. – Потому что уже наплакалась по его вине. Ты понимаешь меня? – Я кивнул. – Он сделал в своей жизни так много ошибок. Я рада, что наконец он совершил добрый поступок.
– Это был отважный поступок, – уточнил я. – А ведь я всегда думал, что он ненавидит меня.
– Он и вправду ненавидел тебя, – быстро сказала Моника. – Он видел в тебе то, что не достиг сам: успех, богатство. Он ненавидел твой характер. Я думаю, что перед кончиной он понял, сколько зла причинил тебе, и попытался загладить свою вину.
– А что он мне сделал плохого? У нас были только деловые отношения.
Моника внимательно посмотрела на меня.
– Ты еще не понял?
– Нет.
– Тогда, наверное, никогда и не поймешь, – сказала она и вышла на крыльцо.
Мы услышали звонкий смех Джо-Энн, сидящей на большой гнедой лошади. Для новичка у нее получалось неплохо. Я посмотрел на Монику.
– Она управляется так, будто родилась в седле.
– А почему бы и нет? Говорят, это передается по наследству.
– Не знал, что ты занималась верховой ездой.
