К полудню солнечные блики пробились радужной волной,
Стал слышен рокот — море близко, лес поредел и расступился,
Запахло хвоей и смолой.
И снова вечер, звезды низко склонились к пологу земли,
Верхушки сосен в темной выси тонули… А внизу струились
И вдаль летели огоньки…
И вскоре к брошенной избушке огни с дороги привели —
Она стояла на опушке, за нею темным полукружьем
Виднелось поле и холмы…
Той ночью звуки не стихали — зловещий шепот за окном
Сулил погибель… Между снами чудные образы мелькали,
И …флейта пела за холмом!
К утру исчезли звуки. Солнце укрылось сонно в облаках,
И сон его вот-вот прольется дождем, что ливнем обернется
В вечерних сумрачных лесах…
Старик отправился в дорогу, с надеждою благословясь,
С молитвой обращаясь к Богу, прося защиту и подмогу —
Чтоб путь он совершил не зря…
Да, к вечеру сгустилась буря — на поле ветер бушевал,
Холодные хлестали струи, и молнии, как взгляды фурий,
Метались, падая в провал.
Ревела буря, а над морем мешались ветер и огонь,
И диким, самым страшным штормом, взрывались сумрачные волны —
Вдали часов раздался бой…
Старик средь бури растерялся и сбился с темного пути —
Но снова всполохи огнями взлетели пред его ногами
И дальше смело повели…
Часть пятая: ПРОТИВОСТОЯНИЕ
…Вот стены, и врата чернеют, и бой часов летит окрест…
Тлен одиночества и время, и старость в стенах каменеют
И в людях, что остались здесь…
Старик не стал стучать в ворота — в молитве на колени сел,
Вокруг не обращая взора, терпя безумства непогоды,
Застыв, он лишь вперед глядел…
А буря громче завывала, деревья гнула до земли,
Бросая ливня покрывала на старца, что сидел упрямо
У врат и Господа молил…
Но вот средь бури флейта взвыла, и от Фарго прочь позвала,
Со всею ненависти силой приказывала и молила —
Старик же Бога призывал!
Над ним огни, что ярче молний, взлетели огненной волной
И скрыли старика от воя… Изнемогла и буря вскоре —
Старик один был пред стеной.
Минула ночь. Старик молился… А за стеною старый страж
Следил за ним из-за бойницы, надеясь, что тот отвратится
И утром повернет назад…
Но утром, увидав, что странник стоит, как ночью, у ворот
И бьет поклоны неустанно, решил, что это все же странно —
Не просит, помощь не зовет…
Кряхтя, он поспешил на площадь, пройдя по сбитой мостовой —
На стену встал его помощник, что также видел этой ночью,
Как странник выстоял живой.
А первый страж уже добрался до городского головы,
С трудом сглотнул и отдышался, потом несмело постучался
И дверь со скрипом отворил:
«Там, ваша честь, старик явился — всю ночь под стенами стоял
Он на коленях и молился… Не звал, в ворота не стучал…
Мы слышали и звуки флейты… Как и тогда, в тот страшный день —
Вкруг старика ее напевы бросали сумрачную тень.
А он… молился на коленях — и искры огненным кольцом
Кружили, разгоняя тени, он говорил с самим Творцом…»
« Не говори мне этой чуши! Все померещилось тебе —
Нам в Городе их Бог не нужен, мы сами господа себе!
Старик живой? Вот так везунчик — наверно, крепкий организм…
А сколько их здесь ныло… Случай! А утром их бросали вниз…
Иди себе… о нем не думай — он или сгинет, иль уйдет…
Меня не трогают их судьбы, пускай мир вовсе пропадет…»
И старый мэр вновь у камина уселся, кашляя, кряхтя,
Вдыхая вкус смолы и дыма — и чудилась ему Марина,
Его любимое дитя…
Светилось личико малышки, а взгляд стремился к небесам…
Там, в комнате, и ныне книжки лежат, и плюшевые мишки,
И ленты к светлым волосам…
А страж, кряхтя, побрел обратно, слезу сгоняя по пути —
Он вспомнил маленького брата, проделки, шутки Алехандро,
И смех, что лучиком светил…
***
…Сменилась стража этой ночью. Молился у стены старик…
И стражи слышали: «Мой отче…» И думали — что им пророчит
Его печальный светлый лик…
Вот буря с силой загудела, бичом холодным дождь хлестнул,
И тут же музыка взлетела — о скорой смерти флейта пела!
Ей вторил шторма вой и гул…
Старик взял в руки крест нательный, в слезах его поцеловал —
И тут же искорки взлетели и скрыли в огненной метели
Молящегося старика…
С тревогой стражи ждали утра — всю ночь бесился ураган!
Но вот высокая фигура, не сломленная злою бурей,
В молитве скорбной склонена…
О чем он плачет здесь? О детях? Но что он мог о них узнать…
О тех счастливых днях и летах, что промелькнули, как комета,
Оставив гнить и умирать?...
Кто помнит о Фарго несчастном? Кому есть дело до людей,
Чья жизнь была, как вечный праздник и чьей все покорялись власти —
Теперь они среди теней…
А, может, он о жертвах плачет, что сгинули у этих врат?
Откуда этот странный старче?... Могло ли это быть иначе?
Но разве… Город виноват?
И первый страж пошел с докладом к достопочтимому судье,
