Дел плотно сжала губы.
— Тебе так хочется получить награду?
Не подумав, я по привычке рявкнул на Южном:
— Мне плевать на награду. У этих людей ничего нет.
Мехмет поднял голову.
— Есть, — заявил он, — и мы обязательно вознаградим вас.
Я устало махнул рукой.
— Нет… нам ничего не нужно…
Но Мехмет, не слушая меня, быстро заговорил со стариком. Хустафа улыбнулся, потрогал рот, сказал что-то в ответ. Мехмет повернулся к нам.
— Он согласен.
— Согласен на что? — насторожился я.
— Он бросит для тебя песок.
Что-то дернулось у меня в животе. На лбу выступили крупные капли пота. Даже в словах хустафы была скрыта сила.
— Бросит… — я не закончил, не понимая, что со мной происходит. Что-то давило на меня. Огромная сильная рука. — Ты хочешь сказать… — я вспомнил наш разговор прошлой ночью о людях, укравших у акетни воду и деньги. — Ты сказал, что они сами выбрали свою судьбу.
Мехмет кивнул.
— Конечно.
— Тогда… — я повернулся к старику. Их складок дряблых век на меня смотрели живые горящие глаза.
— В чем дело? — заинтересовалась Дел. — Что он говорит, Тигр?
Мехмет взглянул на нее.
— Он — Бросающий песок.
— Бросающий песок… — повторила Дел. Голубые глаза смотрели на меня в ожидании объяснений.
Грудь сдавило. Дышать было тяжело.
— Бросающий песок, — угрюмо сказал я, — это человек, который может предсказывать будущее.
— Но ты же не веришь в эту чушь… — удивилась Дел. — Ты всегда говорил…
Мне стало совсем плохо. Я облизнул сухие губы и посмотрел через круг на старика.
— Ты не понимаешь.
— Он предсказывает будущее, — кивнула она, пожав плечами. — Многие этим занимаются. На кимри, на базарах, даже на улицах…
— Это другое, — бросил я. Что-то шевелилось во мне. — Я не хочу ничего знать. Ни о сегодня, ни о завтра, ни о том, что будет в следующем месяце. Я просто ничего не хочу знать.
Дел рассмеялась.
— Думаешь он предскажет тебе плохую судьбу после того, что ты для них сделал?
— Он говорит только ПРАВДУ! — зашипел я. — Хорошую или плохую, не имеет значения. Он показывает то, что действительно случится, хочешь ты этого или нет.
Дел пожала плечами. Она просто не понимала.
Я вообще-то тоже.
А Чоса Деи понимал.
22
Ритуал был долгим и сложным. Определенный участок светлого песка Пенджи был окружен всеми членами акетни, за исключением старика. Он сидел на своей подушке, наблюдая за проходившей прямо перед ним подготовкой. Каждый Южанин провел по песку короткими деревянными граблями, чтобы выбрать комки и камешки. Потом песок проверили граблями потоньше, и, наконец, пригладили его лопаткой, чтобы получилась ровная площадка. И грабли, и лопатка были сделаны из сердцевины умершего от старости дерева и покрыты светло-коричневыми узорами. Узоры напомнили мне руны, но я не узнал их. Я поежился. Капли пота стекали по вискам. Я стер их безволосым шелушащимся предплечьем и тут же рука безвольно упала. Старик смотрел на меня.
Сумерки переходили в ночь. Мехмет и остальные вытащили из фургона хустафы два факела, поставили их по обе стороны от старика и подожгли пропитанные маслом тряпки. На гладком совершенстве песка заметались резкие жутковатые тени.
Мехмет принес семь небольших мешочков, поставил по три справа и слева от старика, а седьмой опустил прямо перед ним. Мешочки были сшиты из мягкой светлой кожи и перевязаны шнурками с бусинами. Мехмет осторожно открыл каждый, стараясь не коснуться священного содержимого и не просыпать его. Закончив, он присоединился к полукругу закутанных в бурнусы и вуали акетни, застывшему за спиной хустафы.
Дел сидела рядом со мной. От хустафы нас отделяли несколько футов гладкого как шелк песка и миля нежелания.
С моей стороны.
Капли пота упрямо стекали, вырисовывая похожие на руны узоры на моем правом виске, потом они добрались до углублений шрамов на щеке и потекли к подбородку.
Пальцы сами собой поднялись, чтобы проследить повлажневшие шрамы, следуя узору линий, вырезанных на моем лице.
Дел собралась. Я знал, что она хотела встать и оставить меня одного, поэтому потянулся и поймал ее за запястье.
— Останься, — прошептал я.
— Но он будет бросать песок для тебя…
— Останься, — повторил я.
Секунду она колебалась, потом вздохнула и снова устроилась рядом.
Я сглотнул комок в горле и чуть не задохнулся. Затылок зачесался. Сухожилия по всему телу напряглись так, что могли порвать покрытую мурашками кожу.
Хустафа закрыл глаза. У меня мелькнула безумная мысль, что он просто уснул, но потом я заметил, что морщинистые веки подрагивают, а губы слабо шевелятся. Жилистые руки сомкнулись на согнутых коленях.
Никто из акетни не издал ни звука.
Пламя факелов задрожало от ветра, которого секунду назад не было. Завеса дыма разорвалась в тишине как старая тонкая ткань.
Старый хустафа забормотал. Глаза резко открылись.
Я понял, что он ничего не видит. Полностью уйдя в транс, он не замечал что вокруг него темная ночь, перед ним площадка песка, наполнявшего воздух чистым сиянием Пенджи, а рядом с площадкой сидит танцор меча, который уже не может скрывать свою нервозность.
Не глядя, хустафа безошибочно потянулся к первому мешочку. Из него в ладонь посыпался песок. Бронзовый, блестящий. Хустафа рассыпал его по гладкой поверхности, перекидывая из руки в руку и напевая что-то непонятное. Бронзовые песчинки в беспорядке легли на площадку.
Он делал это шесть раз, шесть порций песка: бронзовый, алый, охровый, оранжевый, желтый, голубой. По горсти каждого песка.
Он бросал не задумываясь, не пытаясь смешивать цвета или получить контрастный узор. Песок падал как получалось.
Последний мешочек. Старик засунул руку под широкий бурнус, вытащил что-то и поднес это к свету. Деревяшка напоминала ложку, но без дна. Вместо дна на медном обруче был натянут кусок тончайшей ткани. Одну ладонь старик положил под ткань, в другую набрал песок из последнего мешочка. Когда ладонь
