думал о том, что сделал правильный выбор. Единственно правильный. В отличие от всех остальных Сарио Грихальва готов взяться за любое дело. И во что бы то ни стало довести до конца.
Под челкой выступил пот. Раймон нервно вытер лоб рукавом и на несколько секунд закрыл глаза – собраться с духом. К тому времени когда появился Сарио, он уже успокоился. И был готов услышать и вытерпеть любые проклятия.
Алехандро внутренне содрогался, без утайки рассказывая девушке из рода Грихальва о Гитанне, об отце, о своем решении найти женщину для любовных утех. А вдруг Сааведра решит, что он имеет в виду ее?
Они ушли с сокало Грандо и теперь, как и обещал Алехандро, сидели у прохладной стены, под сенью высокой оливы, прямо на земле, наспех очищенной от падалицы, не задумываясь, во что превратится одежда. Он рассказывал о своих поисках женщины и думал: а вдруг она сейчас разъярится и обольет меня, как того чирос у фонтана?
Не хотелось бы. Лимонад липкий, и глаза будет щипать.
Но она не сердилась. Поддакивала как ни в чем не бывало. А чему тут поддакивать? Он боялся, что она вот-вот встанет и уйдет, боялся ледяного тона или вспышки гнева. Но обошлось.
– Эйха. – Она панибратски хлопнула его по плечу. – Вряд ли стоит тебя за это осуждать.
– За то, что я хочу женщину? Другую женщину? Хоть и заявил отцу, что хочу Гитанну?
Она сидела в неполный профиль, и совершенство не страдало от жуткой неразберихи, в которую превратились высохшие длинные кудри. Уголок ее рта иронично изгибался.
– Дело не в том, что тебе очень хочется женщину. Главное, ты стремишься доказать отцу, что ты – мужчина и сам себе голова. Он поразмыслил над ее словами. Пожалуй, она права.
– Откуда ты знаешь?
Она дернула плечом.
– Другие мужчины ведут себя точно так же. Те, кого я знаю. Мужчина. Не мальчик. Это успокаивает. Но и бередит любопытство.
– И много ты знаешь мужчин?
– Мужчин? Эйха, да. Но это совсем не то, что ты имеешь в виду. – Она тихонько рассмеялась. – Дон Алехандро, я живу среди мужчин, и к тому же я – арртио. Видишь ли, нас приучают наблюдать за чужими манерами и поведением. Компордотта.
Он уловил блеск в ее глазах.
– Чтобы как следует понять характер объекта изображения, показать на портрете его огонь, нужен острый глаз. Наметанный. Необходимо понимать компордотту.
– Всю?
Она улыбнулась; сверкнули белоснежные, ровнехонькие зубы. И Алехандро сразу вспомнил о своем изъяне – кривом зубе, не появившемся ни на одном портрете Сарагосы Серрано.
– Ну зачем же всю? Кое-что. Я не умею читать в умах. Только на лицах.
– А что ты читаешь на моем лице? Она поморщилась.
– Только то, что мне не удался нос.
Он рассмеялся, наслаждаясь ее доброй иронией и легким самоуничижением, а больше всего – непринужденностью. Обычно люди с ним разговаривали совсем иначе. Особенно женщины.
– Отец объяснил, что я ее не люблю, – сказал он. – Просто увлечение.
– Вполне возможно, – невозмутимо согласилась она. – Сарио тоже считал, что влюбился в свою первую женщину, но это, конечно, было не так. Просто новизна всегда привлекательна. К тому же та женщина сделала его мужчиной и доказала, что он Одаренный.
Алехандро снова опешил.
– Он лег в постель с женщиной, чтобы удостовериться в своем таланте художника?
Она отстранилась – душой, не телом. Тело как сидело у стены, так и осталось сидеть. Но Алехандро почувствовал. И нашел этому подтверждение, когда она сменила тему.
– Теперь ее отошлют? Гитанну?
– Похоже на то… Отец даст ей загородную виллу, денег, побрякушек… – Алехандро вздохнул. – Так мало, если вспомнить, сколько лет он с ней прожил.
– Но ведь она – содержанка. Вряд ли ей стоило надеяться на большее.
– Да, пожалуй. Ну, я уверен, ей послужит утешением, что при дворе остается брат. Пока Сарагоса при отце, у его семьи – немалая власть.
– Сарагоса? Сарагоса Серрано? – Ну да. Он Верховный иллюстратор.
– Я знаю, кто он. – Ее лопатки отделились от стены, кулаки сжались. – Так она – его сестра? Гитанна Серрано?
– Да. А что?
В ее смехе появилась резкая, неприятная нотка.
– Лучше от нее избавиться.
– Почему? – спросил он растерянно. – Что плохого она тебе сделала? По какому праву ты о ней так? С ее лица начисто сошел румянец.