– Да, ты прав. Это нехорошая компордотта. – Она порывисто поднялась, дружелюбие и непринужденность исчезли без следа.
– Дон Алехандро, граццо за спасение и лимонад, но мне пора. Матра Дольча, почему у него такое чувство, будто он сказал чего не следовало? Ведь это она…
Он поднялся на ноги и осклабился.
– Сядь, Никуда ты не уйдешь, пока я не разрешу. Она покраснела, серые глаза засверкали.
– Значит, какому-то чирос ты говоришь “уходи”, а мне, как собаке – “сиди”. Привык обращаться с людьми как с животными?
Она рассердилась. На него? Но ведь это она неподобающе отозвалась о Гитанне. И тут он произнес совсем не то, что хотел произнести:
– Так ведь ты сама сказала, что у меня природный дар командовать.
Гнев как рукой сняло. С минуту она озадаченно смотрела на него, а потом расхохоталась.
«Совсем не похожа на Гитанну…»
Да, не похожа. Как, впрочем, на всех женщин, которых он знал. Ничего общего. Другим мужчинам это может показаться смешным, и другим женщинам, и даже, наверное, Гитанне. А ей – вряд ли.
Он забрал у нее чашку.
– Еще лимонаду? Моментита, граццо. Если даже его природный дар не способен удержать эту женщину, остается воззвать лишь к ее хорошей компордотте.
Сарио остановился на счете двадцать шесть. Двумя ступеньками выше стояла лампа, довольно ярко освещавшая клочок пространства, обрезанный стенами и наклонным потолком; она заливала белизной скулы семинно Раймона и чернью – впалые щеки.
Написать бы его таким. Так ведь не позволит. Да и не до этого сейчас.
– Семинно, – уважительно, с неподдельной скорбью промолвил он. – Когда я вернулся, мне сообщили о кончине Артурро.
– Сарио, я за тобой посылал.
Сарио невольно съежился. Никогда еще Раймон не говорил с ним таким холодным, суровым тоном.
– Да, семинно.
– Двух мужчин и Сааведру. И что, никто из них тебя не нашел?
Раймон вовсе не собирался устраивать ему выволочку, но Сарио не умел обходить острые углы. К тому же странное поведение человека, которого он считал своим другом, и мрачная обстановка повергли его в замешательство.
– Сааведра нашла. Но я задержался. – И поспешил добавить:
– Она не сказала о смерти Премио Фрато, иначе бы я пришел безотлагательно.
– Сааведра об этом не знала. Это касается только Вьехос Фратос.
– Но ведь остальные узнают… Семья. Разве можно это скрыть?
– Я думаю, все уже знают. Впрочем, дело не в этом. Когда кто-нибудь из нас при смерти, все остальные вершат у его ложа ритуал Параддио Иллюминаддо. На этот раз ты его пропустил, нам не удалось тебя разыскать. Твоя свеча осталась незажженной. Это очень плохо, Сарио.
Параддио Иллюминаддо, Осиянный Ход. Сарио не знал о существовании этого обряда. С тех пор как его Признали, никто из Вьехос Фратос не умирал, Артурро – первый. Да и мало ли еще ритуалов и традиций держат от него в тайне?
– Я могу что-нибудь сделать?
– Для Артурро? Ничего. Он умер. Ушел. Параддио Иллюминаддо уже закончен, хотя одна свеча – самая молодая – не отгорела. – Голос Раймона странным образом исказился. – Но для семьи ты можешь сделать многое… Правда, для этого тебе нужно переступить через гордыню. Полностью изменить компордотту.
– Опять?! – В груди Сарио вскипел гнев. – Испытание?
– Нет.
Он не поверил.
– Раймон, вы снова решили меня испытать! Мало вам тех пятен на моем Пейнтраддо? – Он ткнул пальцами в ключицу, в то место, куда Сааведра по его просьбе лила горячий воск. – Что я еще должен вытерпеть, чтобы вас убедить? Разве я не выполнил все ваши требования? Не прошел все испытания? Разве меня Признали и приняли незаконно?
– Законно.
– Так в чем же дело?
– Сарио, это не испытание. Это способ положить конец испытаниям.
Сарио помотал головой.
– Не верю!
Лицо Раймона напоминало беленый холст, туго, до треска натянутый на подрамник.
– Эйха, я тебя понимаю. И все-таки позволь, я объясню… – Он ловко снял через голову цепь и протянул Сарио. Закачался, позвякивая, Золотой Ключ.
